Та художница-блондинка несколько раз за это время звала меня встретиться. Мы с ней уже встречались раз пять или шесть, с того дня, как познакомились. Раньше я был рад нашим встречам, но теперь… Теперь на душе было погано. В конце концов я решил согласиться. Быть может, это от одиночества?

После мятежа я некоторое время находился в квартире на Маяковского. С каждым днём она становилась всё более пустой. Люди уходили, уезжали, улетали, просто не возвращались. Здесь стало необычайно тихо. Каждый шаг раздавался гулким эхо. Будто шёл по комнате, из которой убрали всю мебель и всех гостей. Творческая квартира почти умерла.

Почти всё время на кухне в одиночестве сидел Клык. В ту ночь ему ампутировали руку по локоть. Иначе никак – его рука, как я слышал, была разорвана в лоскуты. Так Клык приобрёл еще один шрам, более глубокий, чем все предыдущие. Внезапно он остался не у дел – его отстранили от командования. Теперь он сидел здесь, смотря в окно. Каждый раз, видя его, я содрогался душой: мне не хотелось оказаться на его месте. Тогда под аркой Клык сказал: «По заслугам надо получать». Вот и он получил. И, как мне кажется, знал, за что.

В самом начале беспорядков Вильнёв бежал. У него был особый нюх на это – он всегда знал, когда надо сбегать. Как, куда – это, как всегда, было неизвестно. Быть может, всплывет где-нибудь через недельку в новой стране. Гонимый жизнью гений. Тошно. В очередной раз он оставил целую группу умов, которым пророчил славу, почёт и высшую награду – лавры его учеников. Придётся им снова искать себя. Мэтр продолжил своё бегство по миру.

Комната с мольбертами пустовала. Из дальней комнаты не доносились шлепки босых ног. С двери с номером 86 пропал номер. Комната гуру тоже опустела: тот спал в углу, и никого не было рядом. Я понимал: пора выбираться отсюда. Но почему-то решал: нет, ещё один день. Как будто всё это могло измениться, стать как прежде.

Гумбольт до сих пор лежал в больнице. Я постоянно его навещал. Он выглядел бодрым и шёл на поправку. Я ему так и не сказал, что товарищ бросил его. Когда наш тучный друг спросил о нём, я сказал:

– Недавно уехал, но обещал вернуться.

Его этот ответ устроил. Он продолжал писать статьи. Однажды я пришёл к нему, встретив в его палате девочку лет четырнадцати, которая представилась как Дейзи. Мне стало намного легче: не я один беспокоился о нём.

В нашу последнюю встречу я спросил его напрямик, а что он нашёл в нас такого, что заставило его примкнуть к нашему «рыцарскому кругу»? Он сказал, что сам удивляется тому, как это получилось. Но ему было с нами хорошо. Это была наша последняя встреча в этой истории. Он спросил меня: