– А что здесь делаешь ты?

– Знаешь, какое-то время назад я работал медбратом. У меня был пациент, парализованный ниже пояса. Каждый вечер он говорил: надеюсь, я завтра смогу ходить.

– И что в итоге?

– Это был хоспис. Ты извини, но ты напоминаешь мне именно его. Но ты не парализован, ты просто не идешь сам. Ты здесь, потому что скучаешь и бежишь. Ты хочешь попробовать новое и боишься, что оно может кончиться, и ты так и не найдешь своё. Поэтому не делаешь окончательного выбора и перебираешь, хотя всё уже под носом. Смелей, дни уходят, а ночи не становятся длиннее.

Я был благодарен ему за эти слова.

Я много гулял в одиночестве. С собой у меня всегда был томик Зарёва. В первый же день прогулок я остановился у английского паба около ж/д вокзала: паба не было. Всё помещение выгорело, остались лишь каркасы кресел и множество обугленных и измененных до неузнаваемости предметов и частей интерьера, лежащих на чёрном полу. Местами они напоминали обугленные останки скрюченных людей. Я читал, что смерть в огне – самая болезненная. Хотя обычно умирают от угарного газа, но всё же. Пустынные оконные проёмы закрыты множеством красно-белых лент. Они все издают отвратительный звук на ветру.

– Да, сгорел, сгорел… – пожаловался пожилой мужчина, вставший рядом со мной.

– А когда сгорел-то?

– Да в ту ночь и сгорел, когда весь город на ушах был. Хорошее место было. Завтраки по 199 и официантки красивые.

Да, я был как раз знаком с одной такой. Мужчина на моё молчание добавил:

– А кто ж не любит такого? Вот значит, была тут одна, так у неё…

– А как сгорел?

– Да тут чёрт те что творилось в ту ночь. Вот скоты какие-то и подожгли. Да… Сгорел основательно. Но говорят, что пострадали всего несколько человек. Но ничего, все сейчас в ожоговом центре.

– А ты откуда всё так хорошо знаешь?

– Да у меня лавка во дворе, вот, видишь табличку? Так это я, моя лавка. Помидоры не нужны? Первый сорт, прекрасные. Всё остальное, честно говоря, второсортное. Но сами понимаете, времена такие…

Я побывал на площади. Мятеж быстро сошел на нет, и город снова наполнился туристами. Всё быстро отремонтировали, и казалось, что ничего здесь и происходило. На площади всё так же стояла колонна с ангелом, выпуклая брусчатка равномерно покрывала всё открытое пространство. Здания дворца и генштаба выглядели как новые. Множество людей гуляет по площади, фотографируются, снимают видео, крутя камерами во все стороны, пытаясь заснять как можно больше. У дворца соорудили несколько секций трибун – готовятся к городскому празднику. У меня не было слов. Та ночь полностью ушла в историю. Я пошёл по улицам на юг, в сторону улицы Маяковского. Я искал, искал и нашёл то самое место. Здесь умерла Она. Я опустился на корточки и дотронулся до мостовой. Положил руку на камень и несколько минут держал, склонив голову – подбородок уперся в грудь. Чувствовал, как моё тепло медленно нагревает камень. Прямо как Она согревала меня. Пара капель упала рядом с моей рукой. Я почувствовал мелкие брызги на своей коже.