И замолчал.

– Пять, четыре, три, два… – слышалось из-за стены.

– А в начальной школе все меня ненавидели, – сказала Она, смотря на потолок, который кто-то выкрасил в фиолетовый цвет.

– Я знаю, – тихо ответил я.

– Ты смотрел фильм «Чучело?» Вот я была таким же чучелом в глазах других.

– Не смог смотреть. Слишком больно.

– Всем классом на одну маленькую девочку. Что я им такого сделала? – её голос стал тише, горло напряглось.

Ей было больно.

– Я участвовал в таком. У нас весь класс ополчился на одного мальчика. Я тоже. А он был мне до этого чем-то вроде друга.

– Зачем ты это сделал?

– Не знаю, за компанию. Глупый был, второй класс.

– Зачем?

Она смотрела на меня. В её глазах стояли слёзы. Мне показалось, что в её вопросе прозвучал голос и того мальчика, которого мы всем классом закидывали снежками. Я не знал, что ответить.

– Я знаю, что тебе больно. Прости. Я ничего не могу ответить.

По её щеке скатилась слеза. Она крепко сжала зубы, сдерживая свои чувства. Мокрые губы слегка дрожали. Наконец Она ответила:

– Да всё ты можешь.

Она быстро встала, оделась и вышла в коридор, перескочив через несколько комодов, стоявших на её пути. Фигура гимнастки, а мозги… Они у неё были, и она умела ими пользоваться. Так я остался один на один с собственным смущением и чувством вины. Это был наш последний разговор. Её распущенные огненные волосы пахли лавандой.

Художница должны была ждать около Адмиралтейства. До встречи оставалось тридцать минут. Я сидел на гранитной набережной около моста у Дома Книги и смотрел в воду. Вот и всё. Настало время сказать правду. Я достал листок, ручку и написал, не щадя себя: