Пустое место в приказе, как потом выяснилось, было отведено для одного старика заключенного, который выжил из ума настолько, что попытался договориться с Йоном и Хайаром, пообещав им за помощь кошелек с драгоценными камнями, спрятанный где-то вне лагеря. Когда измученный мыслями о скорой смерти Пемпер засыпал в своем бараке, Амон Гет приказал доставить к нему старика. Комендант предложил ему жизнь в обмен на алмазы. После того как старик показал место их хранения, его, конечно же, тут же расстреляли, а его имя было вписано в отчеты для Коппе и Ораниенбурга, где этот несчастный предстал чуть ли не главарем бунта, решительно подавленного героем-комендантом.

Глава 30

Глава 30

Приказы, исходящие из ОКН (Верховного командования армии), продолжали ложиться на стол директора Шиндлера. В силу складывающейся военной ситуации, как сообщил Оскару начальник отдела боеприпасов, концлагерь Плачув и, соответственно, его отделение на «Эмалии» нуждаются в перемещении. Заключенных с «Эмалии» следует вернуть в Плачув, где они будут ожидать соответствующего распоряжения. Самому герру Шиндлеру предписывалось как можно скорее свернуть свою производственную деятельность в Заблоче, оставив лишь необходимое количество технического персонала, чтобы законсервировать предприятие. Для получения дальнейших инструкций ему следует обращаться в эвакуационный отдел ОКН, в Берлин.

Первой реакцией Шиндлера на эти приказы была холодная ярость. Он представил себе некоего молодого чиновника, который пытается препятствовать его замыслам, – какой-то человечишка в Берлине, не догадывающийся, что хлеб с черного рынка связал воедино Оскара и его заключенных, думает, что владелец завода может просто открыть ворота предприятия, позволив, чтобы у него забрали всех рабочих!

Но больше всего его вывело из себя уклончивое выражение «перемещение». Генерал-губернатор Франк в этом смысле куда честнее, он дал откровенно понять это в своем недавнем выступлении: «Когда мы одержим окончательную победу в войне, я убежден, что поляки, украинцы и весь тот мусор, что сейчас болтается под ногами, будет превращен в котлетный фарш; словом, мы поступим с ними, как нам заблагорассудится». Франк по крайней мере имел смелость называть вещи своими именами. В Берлине же писали «перемещение» и считали, что умыли руки.

Амон Гет тоже отлично знал, какой смысл заключен в этом «перемещении», и во время очередного визита Шиндлера в Плачув откровенно поведал ему об этом: все мужчины Плачува будут переведены в Гросс-Розен, женщины – в Аушвиц.