– Потрясение? – резко повернулся к нему герцог Сомерсет. – Но какое потрясение испытал король? Он что-то сказал вам?

– Полагаю, его огорчили вести из Франции, – заикаясь, с трудом вымолвил врач. – По-моему, гонец все выпалил сразу, и достаточно громко.

– Да, так оно и было, – вмешалась я. – И королева тут же упала в обморок, а я велела перенести ее в спальню.

Маргарита, покусывая губу от волнения, тоже поинтересовалась:

– Так мой муж разговаривал с вами?

– Нет, ваша милость, он не проронил ни единого слова – с позапрошлого вечера.

Она кивнула с таким видом, словно ей было безразлично, успел он что-нибудь сказать или нет, словно ее беспокоило только его здоровье.

– Ну, хорошо, а как вы считаете: к утру он проснется? – уточнила она.

– О, почти наверняка! – воскликнул доктор Фейсби и пояснил: – Видите ли, так бывает довольно часто; многие способны крепко спать в течение долгого времени, получив какое-нибудь удручающее известие. Таким способом человеческий организм сам себя исцеляет.

– То есть он проснется и, возможно, ничего не будет помнить? – допытывалась Маргарита.

Герцог Сомерсет с деланым равнодушием уставился в пол.

– Да, вполне возможно. И вам, возможно, придется снова сообщить ему о потере Гаскони, – подтвердили доктора.

Маргарита повернулась к герцогу:

– Милорд, отдайте, пожалуйста, соответствующие распоряжения слугам. Пусть они разбудят его утром, как обычно, подготовят его одежду и все остальное.

Эдмунд Бофор поклонился.

– Разумеется, ваша милость.

Врачи удалились. Один из них остался дежурить у постели короля всю ночь, наблюдая за его сном. Свита герцога, а также фрейлины королевы потянулись вслед за докторами. И Бофор, улучив момент, мигом оказался подле Маргариты. Все как раз уходили из комнаты, и никто не обратил на это внимания.

– Все будет хорошо, – прошептал он. – Мы ничего не скажем. Ничего. Поверь мне. Все будет хорошо.

Она еле заметно кивнула, и он, поклонившись, тоже покинул ее гостиную.

На следующий день короля снова пытались будить, но тщетно. Один из его лакеев подошел к дверям и пожаловался мне, что пришлось сажать короля на горшок, а потом обмывать его и менять ему загаженную ночную сорочку. Но если кто-то держал его на горшке, как маленького ребенка, то удавалось все-таки заставить его туда помочиться. Слуги умыли короля и даже усадили его в кресло, однако он продолжал спать, и голова у него все время падала, так что одному приходилось поддерживать ему голову, пока второй потихоньку вливал ему в глотку подогретый эль. Стоять он, разумеется, тоже не мог, никаких вопросов не слышал и ни на какие прикосновения не реагировал. Чувство голода у него полностью отсутствовало; судя по всему, ему было бы безразлично, даже если б он лежал в собственном дерьме.