Я засмеялась и заверила сына:

— Нет, петь я ему не позволю. Хотя голосок у него действительно чудесный…

Договорить я не успела: маленькая Маргарет, страшно возмущенная тем, что ее брату уделяется так много внимания, не выдержала, сползла со стула, подобралась к отцу и стала дергать его за плащ. Нянька в ужасе бросилась за ней и, низко кланяясь королю, попросила у него прощения. Однако все это происходило на людях, в обеденном зале, мы праздновали присвоение нашему сыну титула герцога Йоркского и просто обязаны были всячески демонстрировать собственную уверенность и величие. Разве король может показать всем, что при залпах орудийного салюта у него сердце в пятки уходит, а при малейшем раздражении он, смертельно побледнев, мгновенно впадает в бешенство? Нет, Генрих вел себя именно так, как и должен был вести себя на людях король. Этот «праздничный» Генрих не возражал, даже если его дети позволяли себе отвратительные выходки, сползали на пол, дергали его за плащ. Этот Генрих отлично понимал, что ему делать, если он хочет всегда выглядеть королем. Я сама его этому научила. Вот и сейчас он от души расхохотался, словно выходка Маргарет его действительно позабавила, подхватил девочку на руки и поставил ее рядом с братишкой, и она принялась приветственно махать ручкой и кланяться направо и налево. Затем он поманил к себе няньку, державшую на руках малышку Элизабет, и велел ей поднять девочку повыше, чтобы каждый мог видеть всех наших троих младших детей.

— Это дети Англии! — громогласно возвестил мой муж, и все приветствовали это заявление радостными криками, а он протянул руки к нам с Артуром, явно желая, чтобы и мы к нему присоединились. Артур подчинился весьма неохотно, но все же встал сам и помог встать мне, учтиво отодвинув мой стул. Мы с ним подошли к королю, который по-прежнему стоял, обнимая младших детей, и теперь уже всем нам шестерым пришлось выслушивать очередную порцию похвал и аплодисментов, точно актерам на сцене.

И тут Гарри, повернувшись к отцу, что-то прошептал ему на ухо. Генрих внимательно его выслушал и хлопнул в ладоши, призывая всех к молчанию.

— Мой сын, герцог Йоркский, хочет нам спеть! — объявил Генрих.

Артур бросил на меня лишь один выразительный взгляд, смысл которого, впрочем, остался непонятен остальным. Присутствующие застыли в молчании, а Гарри приятным легким сопрано запел «Веселое приветствие весне»; потом кое-кто принялся отбивать такт по столу и негромко подпевать мальчику, так что, когда песня закончилась, все разразились неожиданно громкими и дружными аплодисментами. А мы с Артуром лишь молча улыбнулись друг другу, и со стороны казалось, что и мы чрезвычайно довольны выступлением Гарри.