– Герцог Норфолк подавит волнения на севере, – успокаивает короля Кромвель. – Кучка крестьян требует хлеба, это ерунда. И вот это, от вашего ученого Реджинальда Поула, – это ничего не значит. Всего лишь частное письмо. Всего лишь мнение одного человека. Если Ваше Величество соизволит его отвергнуть, чего оно будет стоить? Вы по природе своей понимаете больше, чем он. Кто станет это читать, если вы отвергнете? Кому есть дело до того, что думает Реджинальд Поул?

Генрих бросается к окну и выглядывает в мягкие сумерки. Совы, живущие на чердаках этого старого здания, принялись ухать, и когда король стоит у окна, большая белая сипуха беззвучно скользит мимо, вскинув тихие крылья. По всему городу звонят колокола. На мгновение я задумываюсь о том, что станется с этим королем, если колокола переменят звон и люди услышат призыв к восстанию.

– Вы напишете сыну, – выплевывает Генрих, не оборачиваясь. – И велите ему приехать в Англию, чтобы встретиться со мной лицом к лицу, по-мужски. Вы отречетесь от него. Скажете ему, что он вам больше не сын, раз выступил против вашего короля. Я не потерплю частичной верности. Или вы служите мне, или вы его мать. Можете выбрать.

– Вы мой король, – просто отвечаю я. – Вам на роду было написано стать королем, вы всегда были моим королем. Я не могу это отрицать. Вам судить, что лучше для всего королевства и для меня, вашей покорной и любящей служанки.

Он оборачивается, смотрит на меня, и внезапно его гнев точно испаряется. Генрих улыбается, словно я сказала что-то очень здравое с его точки зрения.

– Мне на роду было написано стать королем, – тихо произносит он. – Это воля Господа. Говорить иное – лгать пред Ним. Скажите это сыну.

Я киваю.

– Бог отодвинул Артура, чтобы сделать меня королем, – напоминает он мне, едва ли не смущенно. – Разве не так? Вы видели, как Он это совершил. Вы были свидетелем.

Я не показываю, чего мне стоит разговор о смерти Артура с его младшим братом.

– Сам Господь посадил вас на трон, – соглашаюсь я.

– Лучший выбор, – отвечает он.

Я в знак согласия склоняю голову.

Король вздыхает, словно наконец добрался до места, где ему будет спокойно.

Я бросаю взгляд на Кромвеля; похоже, аудиенция окончена. Кромвель кивает, он несколько бледен. Я думаю, что Кромвелю иной раз тоже приходится глубоко копать, чтобы найти мужество перед лицом чудовища, которое он создал.

Я делаю реверанс и собираюсь развернуться, чтобы выйти, но незаметное предупреждающее движение руки секретаря, который молча стоит у дальнего края стола, напоминает мне, что нам больше не позволено поворачиваться к королю спиной. Он так велик, что, покидая его, мы должны пятиться.