– Горожане напали на советника епископа в Хорнкасле, – говорит Монтегю, понизив голос. – Сигнальные огни зажгли даже в Йоркшире. Но Реджинальд выступил против короля слишком рано. Его письмо – измена.

– Я не понимаю, что еще он мог написать, – отвечаю я. – Король просил его высказать мнение. Он высказался. Он говорит, что принцесса должна сохранить титул, а Папа должен быть главой церкви. Ты бы сказал по-другому?

– Да! Боже правый, да я никогда не говорил этому королю правды!

– Но если бы ты был далеко и тебе приказали честно изложить свое мнение?

Монтегю поднимается из кресла и встает на колени возле моего, чтобы шептать мне на ухо.

– Леди матушка, он далеко; но мы-то нет. Я боюсь за вас, за себя, за своего сына Гарри, за всех своих детей, за всю родню. Не важно, прав ли Реджинальд, – я знаю, что прав! Не важно, что почти вся Англия с ним согласится – почти все лорды согласятся. В Линкольншире встали в строй не только горожане, они берут с собой мелких дворян и зовут присоединиться лордов. Каждый день кто-то ищет меня или мне приносят письмо, чтобы узнать, что мы собираемся делать. Но из-за этой правды мы все в страшной опасности. Король уже не вдумчивый ученый, он больше не благочестивый сын церкви. Он стал человеком, над которым нет власти ни у его учителей, ни у священников, ни, возможно, у него самого. Нет смысла честно сообщать королю свое мнение, он хочет одного – похвалы. Он не выносит критики. Он безжалостен к тем, кто выступает против него. Сейчас говорить в Англии правду – смертельно. Реджинальд далеко, он наслаждается роскошной возможностью высказаться, но мы здесь – это нашими жизнями он рискует.

Я молчу.

– Я знаю, – говорю я, выдержав паузу. – Не думаю, что он мог бы поступить иначе, ему нужно было высказаться. Но я понимаю, что он поставил нас под удар.

– И Джеффри тоже, – отзывается Монтегю. – Вспомни о своем драгоценном Джеффри. Из-за письма Реджинальда мы все в опасности.

– Как мы можем себя обезопасить?

– Для нас безопасности нет. Мы – королевская семья, заявляем ли мы об этом принародно, как Реджинальд, или нет. Все, что мы можем сделать, – это провести границу между Реджинальдом и собой. Мы можем лишь сказать, что он говорит не от нашего имени, что мы отвергаем сказанное им, что призываем его молчать. И еще мы можем умолять его не обнародовать свое письмо, так что ты можешь повелеть ему не возвращаться в Рим.

– Но если он обнародует письмо, если вернется в Рим и убедит Папу огласить отлучение и объявить крестовый поход против Англии?

Монтегю роняет голову на руки.