Наконец Нэш проговорила:

– Ты знаешь, что всегда мне нравился.

– А ты мне, – сказал я.

– Но ты, конечно, не хочешь стать жертвой моей страстной и разрушительной любви? – спросила она.

Где-то в животе у меня зародился страх, потом он поднялся к горлу и, наконец, поглотил меня целиком. Нэш была моей опорой с тех пор, как уехали девочки. Она давала мне деньги взаймы, чтобы я смог окончить интернатуру. Помогала пережить первые недели на новой работе, сочувствуя, когда я рассказывал ей, как сложно обнаружить тромб и как ужасно выглядят жертвы кислотных ожогов. В ее телесериале про «Скорую помощь» было достаточно таких эпизодов. Нэш знала меня как облупленного, а я знал ее. Но я знал, что отношений у нас с ней не получится – с ней или пан, или пропал, среднего не дано.

И мне бы хотелось сказать: «Прошу, останься моим другом!»

Но она была смелее меня и задала вопрос напрямую. И я должен был набраться храбрости и так же честно и прямо ей ответить.

– Нет, – сказал я. – Извини.

Нэш была не из тех, с кем можно было ходить вокруг да около и говорить «я не готов» или «ты – такая замечательная, но…». Она бы этого не потерпела.

Наступила долгая, пустая тишина. Потом она осушила бокал и аккуратно поставила его на стол. Я был уверен, что сейчас она встанет и уйдет и я больше никогда ее не увижу. Но вместо этого она спокойно зажгла еще одну сигарету.

– Ну что ж, вопрос можно считать закрытым, – сказала она, выдохнув соблазнительно пахнувшее облачко дыма.

Я решил сохранить дом ради девочек, чтобы им было куда вернуться, когда они устанут от новой жизни с Шарлоттой. Та, конечно, была уверена, что одному мне не потянуть выплату по ипотеке. Но я тянул, и я находил утешение в своей работе. Обстановка в отделении неотложной помощи всегда меня странным образом приводила в равновесие. Посреди этого бесконечного хаоса ты не мог думать ни о чем, кроме текущего момента. Не было ни прошлого, ни будущего – только настоящее. Как я и боялся, девочки приезжали ко мне на выходные все реже и реже. Я не хотел настаивать на соблюдении графика посещений, не хотел вырывать их из новой жизни, к которой им нужно было адаптироваться.

Я снова начал бегать. Самый быстрый путь к парку проходил через узкую и людную улицу Ноттинг-Хилл-Гейт и потом вдоль Бейсуотер-роуд. Летними вечерами я бежал по горячему асфальту шумных улиц, вдыхая запах фритюра. Зимой по утрам, после ночной смены, я бежал, и мне казалось, что я – единственный бодрствующий человек во всем городе, мои шаги гулко отдавались в темноте, отступавшей перед холодными серыми сумерками.