– При одном условии.

– Каком?

– Ему придется прочесть собрание сочинений Достоевского, прежде чем купить следующую биографию Черчилля.

Она смеется, как маленькая птичка. Может, я всегда был частью удивительной стаи?

– Тот еще фанат Уинстона Черчилля, а?

– Да, что вообще с ним такое?

Мама берет меня за руку и слегка дотрагивается до урны носком ботинка:

– Ну что?

Я встаю на колени, отвинчиваю крышку и засовываю руку внутрь. С прошлой недели содержимого там поубавилось. Но, видимо, в этом и смысл? Зачерпнув пепла, я встаю. Расстояния между стеклянными заграждениями хватает, чтобы протиснуть руку.

Мама кладет руку мне на плечо.

Я держу в руке папу.

Все так сложно. Но не в плохом смысле. Это наша семья; место, где собрались и задержались наши красные огоньки.

– Как ты? – спрашивает мама.

Я улыбаюсь, все еще удерживая прах в сжатом кулаке:

– Обычно я кое-что говорю… Прежде чем его развеять.

Мы вместе смотрим в эфир нью-йоркской зимы.

…

…

Мама говорит:

– Воспоминания бескрайни, словно горизонт.