Вторая фотография предлагает историю о самом начале. Мама с папой и их свежие татуировки: восток и запад. Я поднимаю взгляд на маму, опускаю на папу. Видимо, татуировки сработали. Даже сейчас папа направляет нас в нужную сторону.

– Откуда это у тебя? – Мама берет фотографию в руку и закрывает рот другой рукой.

Я не отвечаю. Она знает, откуда у меня фото. Третье я держу у сердца и не показываю: оно только для меня. Может, однажды оно станет нашей историей начала. Может, у нас с Мэд будет ребенок, и этот ребенок найдет фото, на котором будет только его мама и никого больше, и поймет, что это та же самая любовь от востока до запада, которую я увидел в своих юных родителях.

Мама вытирает глаза, протягивает мне обратно фото и смотрит на город:

– Когда ты ушел, я чуть с ума не сошла. Конечно, позвонила в полицию. И я поняла кое-что, хотя не сразу.

– Что?

– Я знаю тебя. Я знала, что ты откроешь урну, найдешь список. Я просто знала. Поэтому я пошла в «Гостиную», но когда добралась туда, ты уже ушел. Я ждала на скамейке, но не знала, побывал ты уже на Утесах или нет. И тогда я поняла, что единственная возможность поймать тебя – это забежать вперед. Я добралась сюда четыре дня назад. Нашла дешевую гостиницу рядом. Ну, дешевую по меркам Нью-Йорка.

– И ты приходила сюда каждый день?

Мама кивает:

– Пакую с собой обед и ужин. А потом сажусь вот на эту скамейку и жду, пока меня не выгонят в полночь.

Я стараюсь не думать, сколько денег мама здесь просадила.

Уйму. Огромную уйму.

– Вик, ты для меня весь мир. Если ты не хочешь, чтобы я выходила за Фрэнка, то я и не буду.

Ее слова принимают очертания, взлетают в эфир, и я стараюсь думать сердцем.

– Я хочу, чтобы ты была счастлива… – Пока что я высказал только половину. – Я просто не хочу забывать папу.

…

– Мы не забудем, – говорит она. – Обещаю.

Я убираю фотографии в карман и достаю мобильник.

– Ждешь звонка? – спрашивает мама.

– Я должен был позвонить Фрэнку. Сказать, что у тебя все хорошо. Но у меня нет его номера.