Мишаня обернулся в сторону Трофима – тот мигом увидел сомнение в глазах подчиненного:

– Надо же, что я вижу, Миша! Что же творится? Скольких ты положил, запугал и перевел в разряд торчков, скольким подарил кайф от курева и наркоты, скольким дал шанс наглотаться воздуха вдоволь перед изящной казнью – сколько дел ты наворотил… А теперь тебе, блять, страшно?! Страшно пришить пидораса, который отравлял тебе жизнь все эти годы, который в упор не замечал твой профессионализм, не слушал тебя, видел в тебе недоумка, ставил себя выше тебя. А мы ведь все знаем, что это не так. Мы знаем, что ты стоишь намного больше всех сегодняшних жертв… вместе взятых, – Трофим получал несказанное удовольствие от руководства всем этим «праздником», от неподражаемой игры «актеров» – бутафории только здесь не было, все вживую, что еще больше его забавляло. – Поздно метаться, Мишенька. Начал, так заканчивай – тебе от этого не уйти, это жизнь твоя. Жребий брошен! – удивлялся Трофим мягкотелости своего подчиненного, вынуждая его совершить так нужное всем убийство. – Давай же, закрой это дело раз и навсегда! Покажи, кто здесь главный, чтобы идти дальше. Ты ведь сильный и жестокий мальчонка – докажи это всем… чтобы ценили и боялись. Ты должен быть хладнокровным и бездушным, непоколебимым и озлобленным, как это подобает настоящему мужчине – по-другому выжить не удастся.

– Мишка, хватит тянуть – давай! – подключился Тимоха.

Пока шли эти нудные разборки, возникшие на пустом месте, с Гончарова уже семь потов сошло: он давно попрощался с жизнью, попросил у всех прощения, ощущая, как постепенно сдают его легкие, голова, сердце, бьющееся в груди так, словно Валентин пробежал марафон. Для него было бы лучше, если б его убрали сразу и быстро, а не мучили. Он все еще продолжал смутно верить в чудо в той каше, которую сам и заварил.

Человек со шрамом приготовил пистолет и заявил оцепеневшему Мише:

– Давай, Миша! В последний раз тебя прошу, иначе, – пригрозил он, – я убью его сам, а вместе с ним и тебя, дорогой мой.

– Миша, – зашептал измученный Гончаров, – ты был прав… Ира действительно этого заслужила. А я… был не прав… и груб с тобой. Прости меня! Я не предавал… не унижал тебя, я просто не знал… Дай мне шанс!

Михаил все-таки опомнился:

– Ты не достоин шанса… даже сейчас, Валек! Сильнейшие выживают, а ты не признавал такового во мне. Осмелился обмануть нас… унизить лично меня. Сейчас посмотрим, кто здесь на самом деле главный…

Бармен выпустил в Гончарова все патроны, оставшиеся в барабане револьвера – беспощадно, практически в упор. Управляющий, на котором не осталось живого места, заплыл кровью: одежда его была разорвана несущими смерть пулями и окрасилась в красный. Валентин Игоревич бездыханно размяк на полу, устремив вверх мертвые глаза.