Но царица его услышала.
– Так если не на фараона, тогда на кого же? – поворачиваясь к нему, спросила Анхесенамон.
И тут фараон зашевелился. Мутный взгляд его просветлел, задвигались губы.
Он прохрипел:
– Оставьте ее, она не виновата!
Присутствующие замерли в испуге, переглядываясь между собой. Они боялись, что у фараона помешательство или бред. Какие распоряжения может отдать он в таком состоянии? Оставалось надеяться на лучшее и беззвучно молиться. Что они и делали.
– Я сказал! Оставьте ее! – прошептал Тутанхамон, в бессилии закатывая глаза.
– Что это значит? – с тревогой спросила Анхесенамон.
– Наверное, это продолжение болезненного сна, – предположил лекарь, делая поклон.
Тутанхамон повернул к ним лицо:
– Царица, я хочу сказать… – он вдруг зашелся в приступе кашля, от которого его буквально подбрасывало на постели. – Я… виноват… я преступник…
– О, мой несчастный супруг! – Анхесенамон опять рухнула на пол, взяла в свои ладони свесившуюся с постели руку мужа и всё гладила ее, роняя слезы.
– Нет… я не должен… позволять тебе… прикасаться… ко мне… – Фараон все кашлял, и вдруг стал захлебываться.
Кровь хлынула у него изо рта.
Анхесенамон смертельно испугалась и с криком отскочила в сторону.
Тутанхамон еще пытался что-то досказать, он не терял из виду глаза супруги, но силы его иссякали, жизнь уходила. Вот глаза фараона помутнели и не выражали уже ничего, кроме тоски и животной боли. Повелитель Египта затрясся судорогой. Лекарь поспешил увести Анхесенамон из комнаты, где умирал ее божественный супруг. Царица плакала.
Едва только она покинула спальню, фараон рванулся всем телом с ложа, будто желая задержать супругу, и тут же упал, издав при этом шумный выдох. Больше он не двигался и не дышал. Только небольшая струйка крови вытекала из его рта, зака́пав пол.
Кто-то из слуг нагнулся к распростёртому телу, заглянул в открытые настежь глаза.
– Божественный скончался, – сказал он несмело.
Лицо Тутанхамона выражало его последний порыв раскрыть кому-то страшную тайну, тяготившую его. С этим порывом он и оставил мир живых.