Люди шарахались от него.

Маабитури холодела в его руках, но он этого не замечал. Он шел, шел, шел, будто желая обойти с ней на руках всю землю, чтобы каждый знал, какое чудовищное горе настигло его.

В это время Хоремхеб беседовал с одним из самых почитаемых жрецов Птаха, покровителя Меннефера. Это был пожилой человек с белыми бровями, мешками под глазами и одутловатыми пальцами в традиционной одежде служителя культа.

– Правда ли, – спрашивал жрец с нескрываемым почтением. – Что дочь фараона Эхнатона не только не подвержена гонению, но даже живет во дворце фараона Хоремхеба?

– Да, – отвечал не без гордости повелитель Египта. – Я не считаю разумным проявлять жестокость. Никто из числа тех, кто был при дворе Эхнатона, не преследуем, а напротив, пользуется тем же положением, что и в былые времена.

Жрец в восхищении качал головой.

– А что касается Анхесенамон, – добавил повелитель. – То она мне как дочь.

И тут в зал, где шла беседа, вбежала она, царица Анхесенамон.

Не обращая внимания на жреца, она обратилась к Хоремхебу, пересиливая себя и подавляя неприязнь к нему:

– Я была на берегу Хапи!

– Воды священной реки даруют здоровье и спокойствие! – Делая вид, что не замечает ее непочтительности, благодушно сказал Хоремхеб. – Тем более, что я сам направил тебя туда, чтобы ты вновь обрела жизнерадостность и веселость…

Царица по-прежнему не желала замечать присутствующего здесь жреца:

– Да, я благодарна тебе за то, что оказалась там в этот час. На берегу, у самой воды мои слуги нашли ребенка, лежащего в корзине… – Анхесенамон бесцеремонно посмотрела в глаза фараона. – Разреши мне оставить его себе!

Жрец замер с открытым ртом.

Хоремхеб насторожился:

– Тебе нужна живая игрушка? – уточнил он, затем смягчился и улыбнулся царице. – Может, это ребенок семитов? Или у него кожа бронзовая?

– Он красный, потому что слишком мал! – торопливо отвечала Анхесенамон. – Это мальчик. Я хочу быть его матерью!

Казалось, она не разбирала, что говорит. Ей было важно добиться своей цели. Она рассказывала подробности того, как выбежала на берег и как услышала неподалеку детский плач, который сперва приняла за крик диковинной птицы. Потом позвала слуг и смотрела с умилением и трепетом, как они забираются в камыши и вытаскивают оттуда корзинку с младенцем…

Хоремхеб в это время размышлял, как ему следует поступить, но, посмотрев на жреца, ожидающего от него, великодушного, царской милости, о которой слагали легенды (конечно же, с подачи самого Хоремхеба), принял мудрое решение и сказал:

– Хорошо, Анхесенамон. Ребенок будет твоим.