Взгляд ее потух.
Вошедший Халосет беззвучно вскрикнул, увидев на полу мертвое тело супруги. Он остановился и долго смотрел на Маабитури, а видел пламя, жадными руками охватывающее трон Эхнатона. Пламя приблизилось к Халосету, языки метались перед самым его лицом, и сквозь огонь проступала фигурка Маабитури, постепенно отдаляющаяся в темное пустое пространство. Она протянула е нему руки и пропала.
Ее хрупкое тельце спустя почти три с половиной тысячелетия, как диковинный экспонат, перевозимый с одного континента на другой, погрузят на гигантское судно, которому суждено столкнуться с ледяной горой, какие плавают в океане. Вместе с ним и сотнями людей в водяной пучине, как предсказывал Эхнатон, затонет и она. Так исчезнет пифия Мааби, известная при дворе Аменхотепа IV, теперь уже навсегда.
В комнату, где Хоремхеб незадолго до этого беседовал с Анхесенамон и откуда он отправил ее, всю в слезах, на берег священного Хапи, в эту самую комнату, минуя дворцовые церемонии и придворный этикет, влетел Халосет, обезумевший от горя.
– Хоремхеб! – воскликнул он, бросаясь в ноги фараону. – Они убили Мааби! Найди их!
– Что с тобой, несчастный! – высокомерно молвил новый владыка Египта.
– Я видел их! Они бежали прочь от дворца! Они выглядели, как жрецы, бритоголовые, с леопардовыми шкурами на одном плече. Они убили мою жену! Зачем?!
Хоремхеб от прилива крови к голове сделался коричневым.
– Ты забываешь, Халосет, кто перед тобой! – зашипел он сквозь зубы, в гневе поднимаясь с места. – Как посмел ты явиться ко мне и клеветать на жречество? Кто позволил тебе, ничтожному рабу, безродному выскочке, врываться в мои покои?
– Но Мааби… Она лежит там…
– Она была сумасшедшая, как, впрочем, и ты! И путала людей своими пророчествами!
– Хоремхеб, о фараон! Божественный…
– Уйди же, жалкая скотина! – взревел вне себя повелитель. – И помни, что времена, когда вы со своим наставником запросто общались с властелином Обеих Земель, безвозвратно миновали! Вон из дворца!
Халосет опешил.
– Я сказал, покинь мой дворец, пока палки слуг не прошлись по твоей спине!
– Но я же… верховный скульптор… – промямлил несчастный.
– Простолюдин не может быть верховным скульптором в моей стране. Это удел избранных! Убирайся к себе домой, пока я его еще не отнял. Если понадобишься, за тобой пошлют!
Халосет чувствовал, что все пространство рядом с ним окрасилось в черный цвет и солнце перестало ему светить. Так уже было однажды. Да, в тот день, когда верховный скульптор Юти объяснил ему, что бедняку никогда не стать ваятелем… Халосет повернулся и послушно пошел прочь. У себя в комнате, где оставался незавершенным портрет царицы, он взял в руки вдруг ставшее непомерно тяжелым тело Маабитури и вышел с ним из резиденции фараона, направляясь, куда глядели его опустошенные, ничего не замечавшие глаза.