Светлый фон

Стражники, остановленные Миумой, недоумённо взглянули на правителя. Тот стоял, сжав руки в кулаки, не в силах сдвинуться с места. Струйка крови из гнойничка стекала по скуле к подбородку, и капли падали на волосатую грудь властителя. В какое-то мгновение казалось, что Суппилулиума прикажет казнить и начальника пешцев, посмевшего воспрепятствовать волеизъявлению повелителя. Вождь хеттов так и намеревался поступить, хорошо понимая, что, если он сейчас не переломит эти враждебные ему настроения, они неминуемо завладеют остальными, перекинутся на всё войско и в один прекрасный день царя найдут мёртвым. Тогда война остановится сама собой. Такой исход предсказывал ему ещё Азылык, продиктовав несколько нехитрых правил: «Первое: воюй, когда легко воюется, победы сыплются одна за другой, и воины с лошадьми накормлены. Второе: не затягивай длительность похода. Лучше вернуться домой, отдохнуть и пойти снова. Усталость — союзник неприятеля. И третье: правитель в походе — старший товарищ. Он заботится обо всех, как отец, выслушивает мнение каждого, выбирает лучшее, но в сражении единовластен, как никогда». Когда оракул сбежал, самодержец был так разгневан, что хотел выскоблить его советы из своей памяти, но слова словно пропитались кровью и не забывались. Вспомнились они и сейчас, и властитель уже вознамерился поступить наперекор им, позвать ещё стражников и приказать взять Миуму, хоть тот и принадлежал к одному из самых влиятельных и богатых семейств в Хатти, но государь заметил испуганное лицо младшего сына и сдался. Обмяк, кулаки разжались, главнокомандующий утёр кровь с подбородка.

— Оставьте его, — еле слышно прошептал царь.

Телохранители не сразу, но отпустили Гасили и, поклонившись, покинули шатёр.

— Ты свободен, Гасили, — не глядя на него, проговорил Суппилулиума.

Начальник разведки склонил голову перед спасшим его голову Миумой, поклонился другим полководцам и покинул шатёр. Вождь хеттов вернулся на своё место.

— Кто ещё хотел бы высказаться? — помедлив, спросил он.

— Могу сказать, что звёзды против похода на Египет, — неожиданно подал голос Озри, обычно не вступавший в такие споры.

Не хотел прорицатель и сейчас вступать в перепалку с диким хеттом, но словно кто-то подтолкнул его в спину.

— Потому что там живёт твой сын, оракул?! — тут же, как тигр, вскинулся властитель. — И сам бы ты туда с радостью убежал, я знаю, о чём ты мечтаешь! Разве не так?!

Глаза его сверкнули, пена выступила на губах.

— Ваша милость, ведь вы призвали меня, чтобы я высказал своё мнение. Но я стар и могу ошибаться. Ваш сын сам призвал к себе восемнадцать наших оракулов, и они единогласно сказали тоже самое. Вот послание вашего наследника, оно свидетельствует о том же, я лишь на словах передал его пожелания, — пропустив мимо ушей этот оскорбительный выпад и передав грамоту наследника, продолжил Озри, но самодержец, вскипев, прервал оракула.