Прибежали лекари, привели всех четверых в чувство.

— Отец, что происходит?! — придя в себя, завопил Пияссили. — Я не хочу здесь больше оставаться!

— Замолчи! — рявкнул самодержец, бросился к Озри, схватил его за хитон, да так, что ткань затрещала от разрыва. — Ты что расселся?! Я запрещаю тебе брать в руки чашу с вином!

Он поднял его на ноги, но Озри с такой ненавистью посмотрел на царя, что того невидимой волной отбросило в сторону. Всё случилось непроизвольно, само собой. Правитель отлетел почти к выходу на террасу, упав в ноги телохранителей. Прорицателя тотчас охватил страх, ибо он выдал себя, но пути к бегству были отрезаны: в проёме дверей стояли два рослых стражника и ещё двое, скатившиеся по лестнице со второго этажа, охая, потирали ушибы в нескольких метрах от него.

Властителя подняли, и он, поморщившись, недоумённо взглянул на оракула. К счастью, удар был сильный, и сообразительность не сразу вернулась к царю Хатти, чем и воспользовался прорицатель.

— Он теперь не успокоится, пока не истребит вас, ваша светлость, — громко сказал Озри, и лица у охранников мгновенно вытянулись.

— Все вон отсюда! Вон! — закричал властитель.

— И мне уйти? — растерянно пробормотал Пияссили.

— Останься, — прорычал Суппилулиума.

Стражники и лекари тотчас покинули столовую.

— Не надо при моих слугах орать об угрозах этого безумца! — прошипел повелитель. — Иначе через час вся армия впадёт в панику!

— О каком безумце идёт речь? — тут же заинтересовался юный наместник Халеба.

— Закрой свой лягушачий рот, или я тебе его зашью! — накинулся на сына правитель. — Всем молчать!

Он опустился на подушки, взял свою чашу с вином, сделал глоток, чтобы немного успокоиться. Озри молчал, не решаясь подталкивать властителя. Это могло бы всё испортить.

Неферра, пятая дочь Эхнатона и Нефертити, лежала на руках Эйе. Начальник колесничьего войска любовался малюткой, которая, поблескивая чёрными бусинками глаз, улыбалась ему той неповторимой улыбкой, которой обладала только царица.

— Положи принцессу в колыбель, — раздался за спиной голос жены и кормилицы, и Эйе вздрогнул.

— Она так хороша, что я не удержался и взял её на руки. Потом буду рассказывать, что носил её на руках! — рассмеялся он.

— Мне кажется, что ты часто стал бывать во дворце. И вовсе не потому, что тебя постоянно вызывает фараон или тебе внезапно захотелось увидеть меня. У тебя, на мой взгляд, появилась более серьёзная причина.

В словах Тейе не было упрёков. Она произносила их даже с лёгкой иронической улыбкой, и супруг, помедлив, кивнул.