Азылык осторожно взял её руку в свою, и странная искра обожгла мизинец Нефертити, пронзив не только палец, ладонь, руку, но, казалось, и плод, который носила царица, и ножка дочери с силой толкнула её в живот.

— Что это? — испугалась она.

— Не волнуйтесь, ваша светлость, — мягко проговорил он, — я не причиню вам вреда и, покинув вас завтра, я всё равно буду оберегать вас, а потому ничего не бойтесь и ко всем последующим переменам относитесь спокойно. Вас они не коснутся. Живите в своё удовольствие и ни о чём не думайте.

— Спасибо, — прошептала она.

— Я захотел облегчить ваши муки. Вы родите завтра...

— Но ещё только...

— Я знаю, — перебил он. — Моя земная энергия мне уже не нужна, я отдал её вашей дочери и, если она захочет, то станет прорицательницей. Но только если захочет. Вы можете ей сказать об этом. Простите, что я принял это решение без вас, но я услышал ваши мольбы о том, чтобы поскорее закончились ваши родовые муки, и подумал, вы на меня не обидитесь. А моего Сейбу возьмите к себе, это единственная моя просьба. Она не обременит вас?

— Нет, — прошептала Нефертити.

Азылык бросил последний взгляд на царицу, дал знак слугам, те подняли паланкин и унесли оракула. И царица после той искры, которая обожгла её, неожиданно почувствовала себя лучше: кожа перестала болеть, тошнота прекратилась, и какая-то внутренняя сила вдруг укрепила не только её дух, но и мышцы.

Вошли повитуха с Задимой, обе ласково взглянули на будущую роженицу.

— Ну что, завтра будем Сетепенру принимать на свет? — улыбнулась повитуха, нежно поглаживая царицу по животу. — Пора уже ей и просыпаться! Как мы сильно ножками бьём! Крепкая будет девушка!

Нефертити с удивлением посмотрела на неё, ибо только вчера повитуха уговаривала её набраться сил и потерпеть месяца два-три, а ныне — пора просыпаться.

— Вот и подарок новобрачным на свадьбу! — поддакнула Задима.

И всё так и свершилось. Азылык ночью умер, а вечером следующего дня Нефертити родила крепкую дочь. Её тело горело огнём, и от новорождённой шёл пар, точно её вынули из кипящего котла. Сетепенра огласила дворец столь громким криком, что Эхнатон с дочерью прибежали на этот вопль.

— Это ж надо, какая здоровущая! — удивилась повитуха. — Первый раз вижу!

Она положила её на пелёнку, и Сетепенра так дрыгнула ножкой, что расквасила повитухе нос.

— Огонь-девка! — восхитилась Задима.

Родив дочь, царица вовсе не чувствовала себя обессиленной. На второй день, устав валяться в постели, поднялась и отправилась купаться в бассейн, а на обед съела кусочек сочного барашка, хотя после родов обычно целую неделю крошки в рот не брала. Сейбу, прислуживавший теперь ей, с подаренным ему Азылыком рубиновым перстнем фараона на безымянном пальце, смотрел на свою госпожу с восхищением, а она даже озорно подмигнула ему.