Храбрые воины, они сражались под палящими лучами ливийского солнца, испытали суровость альпийских глетчеров с их ледяными пещерами, неоднократно выдерживали грозу, бурю, ливни, дождь и снег; но то, что им теперь предстояло, далеко не всем оказалось по силам. При этом тяжелом переходе много пало вьючных лошадей, и как только лошадь валилась наземь, к ней бросались ближайшие воины и садились на нее, чтобы хоть немного отдохнуть. Но многие воины падали, изнемогая от усталости, и, не имея сил подняться, погибали ужасной смертью...

Военачальники и все, кому случалось приближаться к Ганнибалу, черпали силы при одном взгляде на него: он как бы передавал долю своего спокойствия и уверенности. В течение нескольких недель у него болели глаза, и, за невозможностью лечения, болезнь усиливалась от гнилых болотных испарений; кончилось тем, что Ганнибал ослеп на один глаз. Друзья были неутешны, а Ганнибал хранил неизменное спокойствие.

— Человек должен покоряться воле богов; недостойно мужа тратить слова там, где ничего нельзя изменить,— говорил он.

Ни одной жалобы не сорвалось с его уст; ослепнув на один глаз, он не утратил мужества и с надеждой смотрел вперед. Выбравшись на сухое место, отдохнув и собравшись с силами, армия снова двинулась в путь.

Ганнибала известили, что один из новых консулов, Фламиний, человек очень горячий, собрал вокруг себя многочисленных юных представителей римской аристократии, жаждавших почестей, славы и наживы.

— Такой противник как раз для меня,— заметил Ганнибал.— Этот смело кинется в битву, он не будет ждать согласия другого консула, а перейдет к наступлению, как только мы его вызовем на бой, а мы воспользуемся преимуществом выбора поля битвы!

Пуны немедля приступили к осуществлению своего плана. Продвигаясь к югу, они жгли и грабили села, угоняли скот. Разоренные жители в отчаянии бросались к консулу, умоляя защитить их.

— Я защищу вас и отомщу за вас! — успокаивал их Фламиний и немедленно двинулся туда, где хозяйничал дерзкий враг.

Едва узнал Ганнибал о приближении римлян, как стал отступать, увлекая за собой пылкого консула, предполагавшего, что пуны хотят избежать сражения. Римляне не нуждались в поощрении: они нетерпеливо рвались в бой, к победе и к добыче. Недаром же они несли с собой мешки, недаром же за войском следовали телеги и фуры: они предназначались для военной добычи,— на них будут нагружены сокровища, отобранные у карфагенян!.. Римляне не забыли захватить и цепи, чтобы заковать знатных пленников...

Можно представить себе радость римлян, когда разведчики принесли известие, что виден арьергард пунийской армии: теперь враг не уйдет, и близок день, когда многие разбогатеют!