Но Нандо Сортс, дойдя до этой точки, уже не особенно заботился о доброй памяти друга. Им овладело и укоренилось в глубине его души полное отчаяние. То же отчаяние пережила и Тереза, когда узнала, что медальон любви отправил Андреу на виселицу. Жизнь бывает бессердечна: Тереза и Нандо, те двое, кто любил Андреу, стали причиной его смерти. И Андреу умер в одиночестве, пока он развлекался с il bravo capitano Lupo[236].

– Великолепно выглядим, не правда ли?

Донья Марианна гордо любовалась своим отражением в платье для новогоднего молебна и заодно поглядывала на мужа, который с грустью смотрелся в то же самое зеркало.

– Такое ощущение, что тебя ведут на убой, Рафель. Что с тобой такое, хотелось бы знать?

«Ты понимаешь, я убийца, а бессовестные люди скоро из меня высосут всю кровь. Эта дрянь дон Херонимо хочет разорить меня в обмен на молчание; в обмен на то, что он никому не скажет, что это я убил Эльвирушку мою любимую, а также в обмен на то, что никому не скажет, что я – любитель неприличных рисунков с изображением доньи Гайетаны. А сегодня в полдень ко мне явился адвокат Террадельес и сообщил, что я могу быть уверен: честное имя мое уже потеряно, что он подает прошение о пересмотре дела мадам де Флор и раскроет всему свету мое преступление, которое таковым не являлось, а произошло в целях самозащиты. „И нелегко мне будет, – сказал Террадельес, – остановить юного лейтенанта Сортса, который хочет вас убить собственноручно и тем самым сэкономить силы палачу“. Это если еще они не отправятся к дону Пере с настоятельной просьбой с позором сместить меня с должности. Ты понимаешь, через день-два я стану посмешищем всей Барселоны. И ты вместе со мной, Марианна. Мы со стыда сгорим, ведь люди будут толковать обо мне, смеясь себе под нос, и говорить: „Кто бы мог подумать, что за проходимец, а ведь так я и знал, что-то с ним было неладно; картинки неприличные, убийство. А ведь был-то он судья“. А я не хочу, чтобы так говорили, Марианна, потому что не могу позволить, чтобы надо мной потешались. Ни за что. Вот что со мной такое. И что со всем этим делать, я не знаю. Такие дела, Марианна».

Но вместо того чтобы все это ей сказать, дон Рафель продолжал глядеться в зеркало с грустным видом, как будто хотел поменяться местами со своим отражением. «Уверен, что там, в зазеркалье, нет столько ненависти и интриг. Вне всякого сомнения, Марианна. А тебя я туда не возьму, я хочу там остаться один: наедине со звездами и туманностями, не просящими ничего взамен».

– Ты не заболел, Рафель? Вот было бы некстати тебе сейчас что-нибудь подхватить, как раз перед новогодним молебном и праздником у маркиза.