Возвращаюсь к твоим письмам. И я так живо-живо ощутил тебя с нашим путеводителем в руках. Как я согрет лучами твоей любви, которые струятся из строк этого письма. Милая, милая, какая ты мне здесь поддержка. И я после такого письма готов мириться со всем, настолько все кажется ничтожным в лучах твоей любви. Татьяна Борисовна писала мне, а Танюша приписывала. Но без ее разрешения ни ей, ни дяде Ивану[640] я писать не решусь, боясь их взволновать фактом получения письма. Но душевно я часто беседую с ними. После тебя и детей это самые дорогие мне люди. День рождения дяди Ивана я вспомнил и написал Светику или Танюше, чтобы они сказали ему об этом. Тот раз я писал непосредственно в Пушкин.

Вечер. Холодный ветер. Дождь. Рабочие идут с работы. Хочется мне закутаться в твое одеяло и думать о тебе.

Твой Коля.

На столике у меня теперь есть — ландыши и ирис.

15 июня 1939 г. Ст. Уссури

Дорогая моя Сонюшка, уже несколько дней, как нет письма. Так хочется под вечер подняться на мост и сесть над рекой с твоим свежим письмом. Вчера мне было нехорошо, и ужасающая головная боль — сердце работало плохо. Я узнал, что последняя комиссия все же установила у меня артериосклероз. Романея нашла «ослабление деятельности сердца» и уложила меня на один день. Я хорошо, крепко, глубоко спал «сладким сном», как уже давно не спал. Даже цифры не мерещились, и во сне я не занимался вычислениями. Я, конечно, переутомился на этой непривычной работе. Два дня тому назад вышел перед сном полюбоваться ночным небом. Смотрю на звезды и ловлю себя на мысли — в нужную ли графу попала звезда Вега. А работы, по существу, у меня теперь немного, и только моя неприспособленность к ней создает и все трудности, и переутомление.

После дня, вернее, вечера отдыха и крепкого сна я встал опять со вкусом к жизни. Опишу тебе свой быт. Встаю около 7 часов, хотя настоящего сна нет уже часа два. Подъем, развод — все это будит меня, и я уже только дремлю, часто просыпаясь. Итак, около 7^мивстаю. Иду на берег реки. Но это не сама река с ее простором. Наш лагерь граничит лишь с ее рукавом. Берег завален строительным мусором, и живописного в нем мало. Но я моюсь в реке с удовольствием. Купаться же буду лишь после ответа твоего на мой вопрос о режиме при сердечном отеке ног. Затем беру котелок с водой, мел и иду к трем доскам, где выписываю в % % выработку бригад, лучших людей колонны на данный день (красная доска) и рекордистов, вырабатывающих от 200 % и выше. К доске позора, где пишут имена отказчиков, я отношения не имею. Затем беру свою булочку в кухне — утреннего блюда я, как и большинство из адмтехперсонала, не ем. Начинаю свою работу над материалами по производительности труда. Около 9–10 возвращаются с работы мои соседи по нарам, пом. прораба и десятник контролер, и мы пьем чай. Причем они приготовляют кету или селедки, а я ставлю что-нибудь из присланного тобою, в том числе лук. Соус — уксус с горчицей. Затем снова работа до 12 или 1 часа дня, по моему усмотрению. Т. к. у меня работа не нормированная ни объемом, ни часами — то я располагаю сам своим порядком, и это огромный плюс моей работы. А главное, никто не торопит, не кричит — «давай, давай!» Пишу два рапорта — прорабу и пом. по квру (культурно воспитательная работа) о выработке бригад.