К сожалению, в Ленинграде — шел, да не дошел к твоей маме. Времени у меня было очень мало. Что оставалось? Хотелось отдать Детскому и Ивану Михайловичу. Я ведь был в командировке и работал по музеям даже в выходные дни. (Некоторые открыты.)

Ты понимаешь, с каким волнением я в сопровождении Татьяны Борисовны — поднялся по хорошо знакомой лестнице дома Ивана Михайловича — совершив перед этим путь по погруженному во мрак — из которого время от времени появлялись синие глаза автомобиля или трамвая — омраченного Ленинграда[788].

Особых перемен в Иване Михайловиче я не заметил, но Мария Сергеевна и Екатерина Ивановна изменились сильно. А бедная Мария Сергеевна очень ослабла. И все же я был в своей родной, в своей любимой обстановке, где все так значительно для меня. В Детском (я все его зову Детским — для меня это остается городом моих детей) я много думал о всяческих «концах» в моей жизни больше, чем об «началах». Но мне было на душе тихо, даже хорошо. С этим чувством можно жить, и умирать с ним не стыдно. Я тебе, кажется, писал, что Сережу видел в аудитории Академии художеств и был в его общежитии тоже на набережной, но на другом берегу[789]. Хотя он остается очень желторотым, но все же это уже птенец, покинувший свое гнездо. Дети мне были рады (да не одни дети). Был я и на могилах — это был день рождения моей Таточки…

У нас новый начальник, и с ним изменится многое[790]. Вряд ли попаду в Казань. Жду вас у себя. Но когда теперь — твоя Таня не скоро сможет путешествовать. Привет вам от нас общий.

Твой НП.

30 апреля 1940 г. Москва

Дорогой Гогус! На этот раз отвечаю тебе тотчас по получении твоего письма. Я очень хорошо встречаю весенний праздник[791]. К тому же получил много писем. Есть и от Сережи — начну с него. Он сдал зачет по истории Египта у Н. Д. Флитнер[792]. Учится он на факультете истории искусств. Курсы у него, кроме названного, были античная литература, первобытное искусство, доисторическая Греция, помпеянская живопись и т. д. Как видишь, образование довольно специальное и вместе с тем общее. Он малый — горячий, живой, увлекающийся, неорганизованный, по-прежнему легкомысленный, но, как говорят многие, практичней, чем его отец. Он прямой, без карьеризма и лакейства. Как видишь, по геологическим меркам — изрядный конгломерат.

Танюша — по выражению Сережи, на этот раз вполне справедливому, — болеет оперно-балетным беснованием. Она всецело живет посещениями театра, впрочем, много читает — но так же глотая книги, как и спектакли глотает. Очень веселая (sic!), с наметившейся властностью (в кружке подруг — она доминанта), критически и самостоятельно — думающая. О тете Ане — написать трудно. Я в ней не успел этот раз разобраться. Ты знаешь, как она любила свою мать, знаешь, как много мать помогала ей в жизни и как много вносила в нее. Все связанное с матерью для нее святыня — и тем не менее мне кажется, что Ане — стало жить легче. Она лучше зарабатывает теперь. Танюша ей помогает в хозяйстве. И тетя Аня как-то повеселела. Ездила в театр, бывает хотя и очень редко, но все же бывает в гостях, заказала себе новое платье — стала как-то жизненнее. Вот мои малосвязные впечатления от нее.