Среди множества подробностей жизни Элоди, о которых не знал Жюль, была и такая: Элоди носила контактные линзы – без них она была ужасно близорука. Дома по вечерам она их снимала и надевала очки, прозрачные стекла очков увеличивали глаза, придавая им поразительное совершенство и ясность – небесную ясность, – оправа и дужки очков в обрамлении ниспадающих волос делали ее еще более прелестной и неотразимой. Наверное, если бы он увидел, как уютно она устроилась на кровати, поджав под себя ноги и погрузившись в книгу, как медленно и осторожно она тянется к чашке чая, не отрывая взгляда от страницы, сосредоточенная и восхитительно прекрасная, он бы, наверное, не так ревностно держался своих обещаний.

Жюль сделал шаг к двери, но тут же подумал, как неловко и по-дурацки это выглядит, когда старик ухлестывает за молоденькой девочкой, а он знал, что стар, знал, что не по-мужски выкидывать подобные фортели, явственно показывающие его неспособность признать себя нынешнего и достойно нести свой груз. Он развернулся спиной к двери лицом к пустой улице и побрел прочь, чувствуя горечь невосполнимой утраты.

* * *

Одно дело, когда слетевший с катушек безумец убивает жену и детей, два часа сидит в машине с пистолетом у виска и, прежде чем кто-нибудь пронюхает, что он натворил, нажимает на спусковой крючок. Расследование закрыто, остается только скорбный труд по сбору улик и свидетельских показаний, но после первых нескольких дней на месте преступления это в основном бумажная работа, и обычно все сворачивается за неделю или две. Обдолбанный идиот грабит бакалейную лавочку и убивает старуху-марокканку, стоявшую за стойкой. Свидетели видят его покоцанный «фиат» и запоминают часть номера. Еще они замечают цветочек, привязанный к антенне, чтобы идиоту было легче отыскать свою машину на стоянке или после ограбления лавочки. Десять минут спустя он уже мчится на красный свет, задние фонари не горят, глушитель волочится следом по асфальту. Два патрульных тормозят его. Идиот удирает. Они его преследуют. Он достает пистолет. Они стреляют. Дело закрыто и опять-таки через неделю сдано в архив. Совсем другое дело – тщательно спланированное убийство или убийство неустановленного лица; такие дела могут тянуться несколько лет, да так и остаться висяками. А если ты полицейский, то для тебя это означает работу, на которую ты ходишь месяц за месяцем, вкалываешь там как проклятый сутками, иногда с перерывами, но никогда ее так и не заканчиваешь. И чувствуешь, что жизнь твоя проходит зря, что мир жесток, опасен и невыносим и не видать тебе счастья в этом мире.