Возвращаясь с полянки, где он преклонял колени перед краном, Жюль приметил стройную женскую фигуру у скамейки. Сперва он оценил, как незыблемо она стояла, красоту ее красок, сияющих на солнце. Он медленно продолжал идти в ее сторону. Потом узнал ее и остановился. Он не сводил с нее глаз, и вся его жизнь, казалось, вздымалась и взрывалась внутри его. В противоборство вступили две равные силы, и ничего подобного ему еще не случалось испытывать. Все бремя преданности, обязательств и верной любви сражалось с обещанием жизни и любви новой.
Если она уйдет – когда она уйдет, – что он будет делать? Если она повернет в его сторону, чтобы идти на станцию, то выбора у него не будет. Если пойдет налево, к Большой террасе, где он вот-вот начнет свою последнюю пробежку, то план его сорвется, по крайней мере на сегодня. А может, и навсегда, потому что, хоть он об этом и не знал, Арно и Дювалье поджидали его возле дома.
Ветер утих, и она снова была готова попытать счастья в поисках жилья. Не видя Жюля, Амина повернула направо, в город, и пошла вверх по ступеням на юго-восточном краю круга, ведущим к пяти громадным, украшенным орнаментами урнам, обрамляющим лестницу.
Вся сцена эта виделась Жюлю в каком-то необъяснимо грандиозном масштабе, словно во сне: она уходила, и он отпускал ее, она отделялась от его жизни, завершая его путь вот таким монументальным образом. И все же ее миниатюрность, сдержанность и изящество придавали роскошному уходу близость и тепло. Окажись он рядом с ней, прикоснись он к ней, и это изменило бы все.
Но он смотрел, как она исчезает среди стройных рядов коротко подстриженных деревьев и длинных цветочных клумб под августовским солнцем. Она ушла. Вокруг стояла тишина, лишь ветер шумел, поднимаясь с востока и клубясь над похожей на крепость подпорной стеной Большой террасы. Из-за виноградника вился дымок. Маленькая белокурая девочка бежала впереди родителей через травяной круг. Родители шли следом, на руках у отца сидел младенец и щурился на солнце, а потом семейство тоже исчезло из виду.
В дальней церкви зазвонил колокол, и тут же прямо перед глазами у Жюля возник бело-серый чугунный колокольный бок. Ничто не исчезает бесследно, думал он. Что появилось однажды, остается навсегда. Ничто не потеряно. Все где-то есть, навсегда выгравированное на черных стенах времени. Он несколько раз вдохнул и выдохнул, и, когда мужество, в котором он так нуждался, стало возвращаться к нему, он отправился на поиски.
* * *
Хотя на небе не было ни облачка, ему казалось, что сверкнула молния на солнце и раздался гром среди ясного неба. Внезапно он почувствовал полное бесстрашие и решимость, явившиеся не иначе как из прошлого. Еще солдатом, он познал мужество, которое приходит по пятам за тревогой. Всегда волнуясь перед уходом в патруль, с первым же шагом во тьму он примирялся со смертью, и с этой минуты страх оставлял его, и он чувствовал легкость и радость, словно был неуязвим.