– Мне захотелось тебя увидеть, – призналась Алекс. – Сегодня в суде были люди… которые, наверное, каждую ночь жалеют о том, что, когда могли, не забирали своих детей среди дня из школы, чтобы провести с ними время. Вечно откладывали до другого раза. – Алекс повернулась к дочери. – У этих людей другого раза уже не будет.
Джози молча теребила какую-то нитку. Тишина так затянулась, что Алекс начала мысленно себя проклинать: наивно было многого ожидать от этого спонтанного возвращения к материнству. Во время заседания суда Алекс попала под сокрушительное воздействие собственных эмоций и вместо того, чтобы затормозить их, позволила им собой руководить. Так всегда бывает, если начинаешь копаться в своих чувствах, когда нужно заниматься фактами. Тот, кто не умеет скрывать свои чувства, рискует, что о него вытрут ноги.
– Значит, просто прогуливаем, – сказала Джози тихо. – Без ланча.
Алекс с облегчением откинулась на спинку кресла.
– Как хочешь, – ответила она, шутливо копируя тон дочери, и подождала несколько секунд, пока Джози не встретилась с ней взглядом. – Я бы хотела поговорить с тобой о деле.
– Я думала, тебе нельзя.
– И все-таки я хотела, чтобы мы это обсудили. Будь это даже самая шикарная возможность для карьерного роста, какая только может быть, если я увижу, что дополнительно осложняю тебе жизнь, то возьму самоотвод. И ты по-прежнему можешь приходить ко мне в любое время и о чем угодно меня спрашивать.
Они обе на секунду представили себе, что Джози именно так всегда и делала, хотя на самом деле она уже много лет не разговаривала с матерью доверительно.
– Даже о предъявлении обвинений? – искоса поглядев на Алекс, спросила она.
– Даже о предъявлении обвинений.
– Что Питер сказал в суде?
– Ничего. За него говорит адвокат.
– Как он выглядел?
Алекс задумалась. Впервые увидев Питера в тюремной робе, она была поражена тем, как он вырос. За последние годы она несколько раз сталкивалась с ним: он сидел за задней партой на классных мероприятиях, недолго работал вместе с Джози в копировальном центре, как-то раз проехал мимо на машине. Но для нее, Алекс, он почему-то оставался все тем же маленьким мальчиком, который когда-то ходил с ее дочкой в подготовительный класс. Она вспомнила его арестантскую одежду, резиновые шлепанцы, наручники и ответила:
– Он выглядел как подсудимый.
– Если он будет признан виновным, то никогда не выйдет из тюрьмы, да?
Сердце Алекс сжалось. Джози пыталась не показывать этого, но как ей было не бояться, что когда-нибудь случившееся повторится? Будучи судьей, Алекс не могла обещать дочери осудить Питера, к тому же собственно суд еще даже не начался. Сейчас она чувствовала себя канатоходцем, который отчаянно пытается не упасть с веревки, протянутой между личной ответственностью и профессиональной этикой.