Когда Питера доставили обратно в тюрьму, надзиратель, который вел его в камеру, вручил ему письмо:

– Пока тебя не было, раздавали почту.

Совершенно растерявшись от такой непривычно щедрой дозы доброты, Питер ничего не ответил. Просто сел на нижнюю койку и, прислонившись спиной к стене, изучил конверт. Он немножко нервничал, помня о разносе, который Джордан устроил ему после интервью журналистке. Но в тот раз адрес был напечатан на принтере, а в этот написан от руки. Точки над «i» напоминали маленькие облачка. Питер порвал конверт и развернул письмо, пахнущее апельсинами:

Здравствуй, Питер!

Ты не знаешь меня по имени, но я номер 9. Перед тем как вынести меня из школы, мне на лбу маркером написали эту цифру. Ты пытался меня убить.

Не ищи меня в зале суда: меня там нет. Мне было невыносимо находиться в этом городе, и месяц назад родители увезли меня в Миннесоту. Через неделю я пойду в здешнюю школу, где многие уже слышали обо мне. Они знают меня только как жертву из старшей школы Стерлинга. У меня нет интересов, у меня нет личности, у меня даже нет истории, кроме той, которую дал мне ты.

Я хорошо училась, но оценки больше меня не волнуют. Какой смысл о них волноваться? Раньше я мечтала поехать в престижный колледж, но сейчас не знаю, буду ли вообще куда-нибудь поступать, потому что до сих пор не сплю по ночам. Я пугаюсь, если ко мне бесшумно подходят сзади, я боюсь фейерверков и громко хлопающих дверей. Я уже достаточно долго хожу к психотерапевту, чтобы наверняка знать: в Стерлинг я не вернусь никогда в жизни.

Ты выстрелил мне в спину. Врачи говорят, мне повезло: если бы в тот момент я чихнула или обернулась, сидеть бы мне сейчас в инвалидном кресле. А так, если я вдруг надену топик на бретельках, все просто таращат глаза на мои шрамы от пули, от швов, от трубок, которые торчали у меня из груди. Мне не привыкать: раньше все пялились на мои прыщи, а теперь центр притяжения внимания сместился.