– Но это не значит, что я поступил хорошо.

– Эван, – говорит она, заставляя поднять на нее глаза. – Это спасло их.

Опять смотрю вниз. Рядом с моей кроссовкой лежит камешек, готовый к тому, чтобы я его пнул. Иногда ненависть к себе перевешивает у меня все остальное, и тогда мне становится жаль, что правда так и не вышла наружу.

– Как твоя мама? И вообще вся семья? – Зо тут же понимает, что семья тут не совсем правильное слово, но не может подобрать другого.

– У нее все хорошо. Она тоже взяла себе немного свободного времени и получит диплом позже, чем собиралась. Но он почти у нее в руках. А мой папа – ну, у него теперь ребенок.

– А ты – старший брат.

В общем-то да, но я не ездил туда, чтобы сыграть эту роль. Однако такая поездка значится в моем списке. Большую часть внимания в последнее время я уделял другому брату. Мерфи решили не преследовать меня. Наверно, это действительно было так, но в итоге получилось наоборот: они взвалили на меня бремя, которое никогда меня не отпускает. Бремя, ставшее ответственностью. И только сейчас я учусь реализовывать ее.

– У меня для тебя кое-что есть, – говорю я.

Я вижу, как она напрягается. Понятия не имею, получила ли она посланный мною ежедневник, но это подарок совсем другого рода.

Она с нетерпением ждет, пока я достаю из кармана телефон. Нахожу то, что нужно, и показываю ей снимок. Ее глаза становятся шире, она берет телефон.

– Я видела эту фотографию, но кто это?

Она смотрит на ту самую фотографию Коннора, которую видели все. Вот только этот снимок целиком, и на нем не один Коннор, а еще и…

– Мигель, – говорю я. – Он был другом Коннора.

Она внимательно смотрит мне в глаза:

– Правда?

Я киваю.

Когда Мигель показал мне эту фотографию в тот день перед супермаркетом, я смотрел на нее в таком же ошеломлении, с каким сейчас на нее смотрит Зо. А потом он показал мне и другие снимки. И еще сообщения Коннора. Не воображаемые, сфабрикованные письма, но слова, действительно написанные им. Я почувствовал себя одновременно больным и выздоровевшим. Больным, потому что я был самозванцем, увидевшим нечто подлинное. Выздоровевшим, потому что необходимость притворяться исчезла. У Коннора был друг.

– Они кажутся такими счастливыми, когда вместе, – говорит она.