Министр был горд и высоко держал голову, надеясь на свою неограниченную власть. Он очень изумился, увидав Аллиагу, но оправился и сделал д’Авиле знак, чтобы вышел.

– Вы здесь, сеньор Пикильо, – сказал он с пренебрежением.

– Здесь, светлейший герцог-кардинал.

Герцог-кардинал по рассеянности, а может быть, и с намерением развалился в королевских креслах, между тем как Аллиага скромно сидел на табурете.

– Я не ожидал встретить вас здесь, – сказал министр вежливо.

– Верю, ваша светлость; вы распорядились, чтоб я был в другом месте, запретили пускать меня во дворец, а ваш братец приказал заключить меня в темницу инквизиции.

– Что ж, эту мысль не трудно осуществить, – возразил насмешливо министр. – Где король?

– Он уехал на охоту, – сказал хладнокровно Аллиага, – и поручил мне принять вас.

– Что это значит? – вскричал министр с некоторым смущением.

– Сейчас объясню. Вы помните тот день, когда, несмотря на клятву, данную Деласкару д’Альберику, который приносил вам выкуп за своих братьев, тот день, когда вы заставили короля подписать повеление об изгнании двух миллионов его подданных с совершенным разорением несчастных, лишенных крова и отечества.

– Что же… что ж из этого?

– То, что в тот день я объявил вам, что я, ничтожный, мелкий монах, низложу вас, могущественного министра. Я поклялся и не так, как вы, исполняю свои клятвы.

– Что вы хотите сказать? – воскликнул министр, быстро вскочив.

– Вот повеление, которое король вручил мне передать вам, – отвечал Аллиага с важностью, не вставая со своего табурета.

Лерма дрожащими руками развернул роковую бумагу и с одного взгляда прочитал, но не поверил своим глазам. Прочитал еще несколько раз, ему казались невозможными эти строки, и громовые слова жгли ему и руки и глаза.

Лерма сначала побледнел, потом побагровел, кровь прилила сперва к сердцу, потом ударила в голову с такой быстротой, что он зашатался и упал назад в кресло.

Аллиага бросился к нему на помощь, но вдруг дверь отворилась, и королевский камердинер пришел доложить Аллиаге, что один придворный кавалер просит позволения представиться духовнику Его Величества.

– Кто это? – спросил он.

– Герцог Уседа!

При одном имени Лерма, совсем почти лишенный чувств, вдруг вскричал, как будто ужаленный скорпионом.