Мадлен и хотела бы что-то сказать, но не получается, в горле пересохло.

– С моей стороны это не порыв патриотизма, поймите меня правильно, но помогать нацистам…

– О чем вы говорите?

– Отвезти им результаты исследований, которые могли бы им помочь в…

Мадлен садится в постели. Она улыбается:

– Но, господин Дюпре, я бы никогда не сделала ничего подобного! За кого вы меня принимаете?

Горячность Мадлен удивляет его.

– Но как же… те планы…

– Я отдала майору Дитриху четыре страницы, которые позволили бы ему оценить качество продаваемого материала, это правда. Но, уезжая, я отдала ему папку под названием «Отклоненная версия». Им потребуется несколько дней, чтобы понять, что данная разработка ни к чему не ведет.

Дюпре улыбается. Впервые, думает она, с тех пор, как они знакомы.

– А сейчас, господин Дюпре, не соизволите ли вы прилечь на меня?

Вернувшись в Париж, Поль написал Соланж письмо. Ты же напишешь мне в Милан, Пиноккио, обещаешь? Она прижала его к себе, чуть не задушила. То, что он хотел ей сказать, прозвучало бы парадоксально. Концерт, о котором у него останется самое грандиозное воспоминание, оказался выступлением, на котором Соланж пела меньше всего.

Он начал письмо, но не успел его закончить.

12 сентября парижские газеты сообщили о смерти Соланж Галлинато в поезде, который вез ее в Амстердам.

Влади держала в руках газету и как загипнотизированная не могла оторвать от нее глаз. Не надо было уметь читать, чтобы догадаться, что подпись под фото певицы сообщает о ее смерти.

Поль не заплакал, но пришел в ярость. Он попросил, чтобы его доставили к журнальному киоску, купил все газеты, вернулся наверх, внимательно прочел все, где говорилось о Соланж, после чего расшвырял их по комнате, он был подавлен и растерян. Что делать? Поскольку диву нашли мертвой в купе, журналисты бросились в Берлин, чтобы разузнать побольше. Рейх сочинил историю, в которую прессе оставалось только поверить. После поразительного концерта певица настояла на том, чтобы лично поприветствовать Гитлера в его ложе. Воспользовавшись возможностью, она еще раз выразила ему свою преданность, надежду на будущее Великого рейха и полную поддержку, так что рейхсканцлер даже пригласил ее на ужин, от чего дива, к несчастью, отказалась, сославшись на нездоровье. Она и правда выглядела крайне утомленной. Обеспокоенные ее недомоганием власти предложили ей отменить следующие концерты и распорядились уже назавтра отправить ее в Амстердам, как она сама пожелала. Уезжая, она заверила Геббельса и Штрауса, что берлинский концерт «останется в ее памяти и в ее сердце как самый важный момент в карьере». Никто даже не усомнился, что после сенсационных заявлений Соланж в пользу нового режима факты, о которых рассказало Министерство информации, абсолютно правдивы.