Никитка понимающе опустил глаза и, застыдившись, побежал догонять раненых товарищей.

— Рыси-и-ю-у!

Артиллеристов ждали пехотинцы капитана Лободина...

Глава тринадцатая

Глава тринадцатая

Долго ли, мало ли стоял Братун после пули, посланной в него по приказу, — он и сам не знал. Вязались невеселые лошадиные думы о хоженых дорогах, о людях, о полях и лугах и о войне, которая привела его сюда на погибель. В голове сама собой разгулялась предсмертная кружливость — копытам тяжко. Толкнуло вперед Братуна и, может, упал бы — не стань на пути старая, с разодранным боком осина. Рядом с ней валялась ее ровесница-подруга, раздетая и вдавленная гусеницами танка в заваль, словно в гроб. Свои ли, чужие отняли подругу у осины — это не имело никакого значения. Наверное, к весне и сама она изойдет горьким соком и будет потом многие лета стоять сухим истуканом над павшей соседкой...

Рана любо пришлась к ране, когда Братун привалился окровавленным плечом к изуродованному дереву: липкий холодок исцеляюще заморил боль, и вскоре полегчало, посветлело в глазах. Ноющая возня дум усладно глушила звуки, миражные призраки, мешала понимать окружающее, чувствовать время. Братун косил глаз на лужицу собственной крови у копыт и видел, что кровь продолжала жить — горела в снегу живым, играющим жаром, сулила спасение всему, что могло умереть в этот миг. Братун отставил ногу, опустил голову и жадно хватнул иглистого снежку. В ноздри попер холодок, защекотал, выжал ненужную слезу из глаз. Отфыркался и еще зацепил голодными губами охапочку снежинок. А когда полегчало и усохла слеза в глазах, увидел группу раненых солдат, подъехавших на санитарной повозке, в оглоблях которой, на удивление Братуну, был не конь, а человек. Он не помнил да и не знал этого пехотинца-силача Могутова, и Братун с лошадиным любопытством разглядывал солдат, незнамо как быстро обступивших его и загалдевших всяк своим голосом, и думал: откуда они, какой силой согнаны с позиций, эти заморенные войной люди? Своих батарейных Братун узнал бы. Видно, с пехотных окопов бредут раненые в поисках ближнего лазарета. А может, это остатние «окруженцы» блудят, ища свой, некогда потерянный кусочек России? Конь, разглядывая солдат, не понимал, о чем толкуют они. Но если б даже знал, что люди хотят добить его, съесть и таким образом запастись остатками его жизни на дорогу, то и тогда Братун не оскорбился бы и не пожалел себя. Было ж так, когда его копытные собратья после несносных ран, в тугую минуту безропотно становились под ножи, и солдаты продолжали потом воевать, воевать своей и лошадиной силой. Вспомнил такое — и стало покойнее на душе — будто и не смерть это, а бесконечная работа.