— Все понятно! — с необычной радостью воскликнул Невзоров. — Держись, царица! Жди — я пулей к тебе.

Комбат не спеша выкарабкался из капонира. Посмотрел на убито спавшего телефониста, занес было еще раз плеть над головой, но, раздумав, шарахнул себя по сапогам. Заорал во всю глотку, будто перед ним целый полк:

— На передки! Рыси-и-ю-у!

Ездовые кинулись в лес за лошадьми...

* * *

Батарея Невзорова, однако, снялась не сразу. Не вышло «пулей», как обещал комбат Лободину. Не было вестей от Лампасова. Не вернулся на батарею и Никитка, как приказал отец.

Пока ожидали вестей от Лампасова, солдатская работа чередилась своим неписаным порядком. Тяжелораненых на хозяйственных повозках отправили в тыл, поближе к Синяевке. Убитых захоронили наспех, в капонирах — в могилах, как говорят солдаты, лично-собственного производства.

Орудия стояли на передках. Застоявшиеся без дела кони просились в дорогу. А комбат мешкал. Он ждал Лампасова. Поглядывая на гребень увала, Невзоров вскидывал к глазам бинокль, чертыхался, мучился: кто появится — расчет или вновь пойдет недобитый танк? Туда же смотрели и солдаты, готовые при первой же опасности развернуть орудия в боевую изготовку.

Телефонист Смачков, разломанный вконец нечаянным сном, вяло, с превеликим трудом поплелся с катушкой в сторону бывшего НП снимать связь. Батарейцы посмеивались над ним, а потом и отвернулись, чтоб не видеть адской работы. Смачков-то и закричал первым.

— Они-и!

С увала, по-бурлачьи, расчет тащил свою пушку на орудийных лямках. Позади, увидел комбат в бинокль, шел Никиткин конь. В седле, скрючившись и свесив голову до лошадиной лопатки, еле держался человек. Комбат не узнал его. Батарейцы без команды бросились на подмогу, побросав своих коней и пушки. Невзоров не дал окорота солдатскому самовольству, лишь заскрипел зубами: «Вот теперь-то в полный аккурат подравняли тебя, Невзоров...» Сердце не обмануло его.

* * *

На изгвазданных в кровь станинах лежал убитый лейтенант Лампасов. Оставшиеся в живых номера расчета и все батарейцы, поснимав каски, стояли возле орудия, не глядя друг на друга. Виновато переминаясь с ноги на ногу, ждали распоряжений комбата. Невзоров снял с коня раненого сына, поцеловал, как несмышленыша, в губы и велел санинструктору хорошенько перевязать рану. И только потом подошел к Лампасову, упал на колени и, не стыдясь солдат, зарыдал, как осиротевший отец над любимым сыном. С ним рядом опустился на колено и лейтенант Беляков, близкий друг Лампасова по училищу и войне. Солдаты отвернулись, отошли от пушки, принялись за могилу. Дно и стены ямы устелили и обложили крышками от снарядных ящиков — не в гроб, но и не в сыру землю...