На краю могилы на плащ-палатку положили слегка прибранного лейтенанта. Комбат, стоя на полсапога в глине, потерянно следил за горькой работой солдат, мял ком земли в ладонях. Когда все было готово, Невзорову захотелось сказать речь. Но в первый раз за всю войну он не совладал с собой — не выдавил и слова. Огорчившись, он отрешенно махнул рукой. Солдаты закопали Лампасова. На умятый лопатами и сапогами холм положили лейтенантову каску. Комбат, будто очнувшись, попросил принести цельный снаряд из зарядного передка. Поцеловал холодную блескучую гильзу и положил, как вечное надгробие, на могилу. Вынул пистолет и разрядил обойму в воздух. Лейтенант Беляков сделал то же самое. Солдаты без общей команды, вразнобой отсалютовали из карабинов и автоматов.

* * *

Никитка не участвовал в солдатской панихиде. Рана оказалась пустяковой — раскаленный осколок ожег и раскровенил плечо, подбрил малость шею и затылок, захоронился под каской. Но Никитка еще не мог прийти в себя от контузии. Он сидел на пустом снарядном ящике, играючи перебрасывал из ладони в ладонь свой же осколок, «подаренный» ему санинструктором. Никитка баловался им, как игральной бабкой, и торопливо, бессвязно, хорошо не слыша еще самого себя, рассказывал, как убило коней, всех разом. А он со своим конем уцелел случайно: осколки и волна разрыва ударили как-то в одну сторону.

— А этот тебе на память, значит, достался? — спросил санинструктор, ладясь под невинный рассказ Никитки. — Чтоб помнил, как не надо соваться под выстрел.

— Он сам сунулся, — всерьез оправдывался Никитка. — Танк, он один раз и стрельнул-то. В пушку не попал, а в коней угодил. Я с ними далеко позади, в кустарнике стоял.

— Ну, а куда же танк девался?

— Ушел. Лейтенант, дядя Илья, промахнулся — он же самолично из пушки стрелял. А потом и самого товарища лейтенанта бронетранспортер из пулемета срезал... Но сержант вездеходу тоже дал прикурить, аж гусеницы железными лентами кверху взвились...

— А танк ушел, говоришь? — санинструктор спрашивал так, спроста, чтоб отвести парнишку от страха за рану и самому точнее определить степень контузии. Однако Никитка вел себя хоть и вяловато, но трезво.

— Не-еэ, как ушел? — испугавшись, переспросил сам себя Никитка. — Танк после своего выстрела рванул за отцовский НП и там, далеко, я видел, как что-то жахнуло под ним, и он загорелся. Танк и сейчас еще горит, наверно, — почесывая повязку на шее, второй рукой Никитка показал за увал.

* * *

Санинструктор доложил комбату обстоятельства гибели Лампасова, как он ее представил себе по рассказу Никитки.