— О да, очень интересно, — без колебаний сказала Лиза и, не подарив няньке ни единого взгляда, подошла к Дынбиру.

В том настроении, какое владело ею, Лиза пошла бы за ним, даже если б он звал ее в курильню опиума или на свидание с самим сатаной; что угодно, только не оставаться одной, не оставаться с Аннерль, только быть с ним, поблизости от него!

— Вы смелая женщина, — галантно сказал он, когда они спускались по лестнице. — Забава эта, правда, вполне невинна, в сущности, мы ничего не делаем, просто слушаем, что говорит во сне тетя Амалия, но те, кто ни разу этого не видел, обычно вначале чуть-чуть трусят.

Лиза не ответила, она только искоса глянула на него, словно черпала силы в том, что видела его лицо. Но когда они вошли в короткий коридор, увешанный оленьими рогами и гравюрами на охотничьи сюжеты в богатых резных рамках, мужество вдруг совершенно покинуло ее. Порыв теплого воздуха, вздувший занавес на приоткрытом окне, поколебал пламя Оскаровой свечи, и тени рогов, словно ожив, заплясали на стене. Тут Лизе послышалась за стеной какая-то тихая, странная музыка, мелодический свист и скрип — совершенно потусторонние звуки.

— Кто это играет? — шепотом спросила она, остановившись.

Оскар ласково ответил, что тревожиться ей не надо. Это всего лишь маленькая шарманка, на ней играют, чтобы привести тетю Амалию в состояние транса; она ведь должна впасть в полную прострацию, чтоб стать медиумом, посредником между миром живых и миром духов, а для этого ей необходима музыка.

— Пожалуйста, уведите меня назад, уведите меня назад! — прошептала Лиза, в страхе прижимаясь к его плечу.

Ей казалось — весь мир потерял рассудок, ополчился на нее, наполнился коварными, враждебными призраками и тенями, и он, Оскар Дынбир, — ее последняя, единственная опора и защита. А он, увидев ее бледное лицо, обращенное к нему со страстной преданностью, подумал в это же самое время: ага, красотка, видно, в тихом-то омуте черти водятся? Ишь, и тебе сладенького захотелось? И ты хочешь поклевать? Да ради бога, отчего же — охотно!

Он обнял ее и поцеловал в губы. Свеча, дрожавшая в его руке, погасла. Лиза не сопротивлялась — она только застонала. «То, что я делаю, — ужасно скверно», — подумала она еще, и эта мысль до того усилила сладость его поцелуя, что сознание у нее помутилось. Дынбир, все время целуя ее, повел ее в темноте к своей спальне, свист шарманки летел им вслед, а он на ощупь ослаблял крючки, развязывал ленты, расстегивал пуговицы ее сложного туалета, отделанного желтыми розами и черными присобранными воланами.