Борн и в самом деле опечалился.
— Всюду нечестность, фальшь, предательство, — говорил он, когда они поднимались наверх. — Когда я в молодости служил у Есселя в Вене, я тоже закупал товары. Разве могло мне в голову прийти воспользоваться своим положением для взимания всяких премий, для обворовывания шефа?
— Что ж, значит, вы были честнее, — отозвалась пани Валентина, осторожно ступая по скользким ступенькам.
— Нет. Весь мир был честнее, — возразил Борн. — Мы еще верили в идеалы, в святость слова и неприкосновенность собственности. А во что верит нынешнее молодое поколение, да и с чего ему верить? Какие примеры видит оно? Император несколько раз обещал короноваться чешским королем и не выполнил обещания. Всем известно, что Бойст за уступки, которые сделал венгерцам, принял от их магнатов неслыханные взятки. Так действуют высшие представители государства. Почему же не брать взяток и пану Иозефу?
— Вы, Еник, всегда слишком много философствуете, это ваша старая ошибка, — сказала Валентина. — Что поделаешь, негодяи были всегда, и надо остерегаться их, не то, гляди, на ходу подметки срежут. Думаете, мы с Мартином не приглядываем за тем, что делается в нашей конторе?
— Думаю, что приглядываете, — улыбнулся Борн и от всей души прибавил: — Ах, маменька, чего бы я мог достичь, будь у меня такая жена, как вы!
«Э, милый, об этом надо было поразмыслить семь лет назад», — подумала она.
Вскоре после этого подтвердилось, до чего не только благотворной, но и просто спасительной была идея Борна попросить пани Валентину присматривать за магазином — легко представить, каких дел натворил бы пан Иозеф, после того как Борн был арестован и препровожден в следственную тюрьму. А произошло это в ночь с тринадцатого на четырнадцатое сентября шестьдесят восьмого года, после воскресного народного митинга на горе Конецхлум под Ичином — такого бурного, что все газеты, напечатавшие о нем сообщение, были конфискованы. Ян Борн, как делегат от Общества славянской взаимности, произнес на этом многотысячном сборище блестящую речь, в которой наряду с прочим заявил, что «чешский народ никогда не давал согласия на узурпацию своих прав, никогда от них не отказывался и только выжидает момент, чтобы восстановить их». А ночью, разбуженный от крепкого сна светом свечи, он вдруг увидел у своей постели — надо сказать, что в то время он спал уже в отдельной комнате, без жены — увидел у своей постели невысокого улыбающегося человечка, позади которого виднелись у двери два вооруженных жандарма.
— С добрым утром, — весело сказал улыбающийся человечек. — Я позволил себе нанести вам маленький утренний визит…