Так она говорила, скрестив на груди руки, вперив в Борна свои строгие, большие синие глаза, освещенная снизу пламенем свечи, которую прилепила к крышке ящика. Он же слушал ее проповедь хмуро, потупив голову.

— А я этому юноше так верил! — сказал он.

— Верить надо прежде всего самому себе, — отрезала Валентина. — Да иной раз заглядывать в подвалы. Я тоже сначала не увидела здесь ничего подозрительного, как отыскала тут эту гибель Пороховых башен, — ясно, была-то я тут впервые и думала, так оно и должно быть и все, мол, в порядке. Только не повезло вашему пану Иозефу: поднимаюсь я в магазин и как раз вижу, что он договаривается о чем-то с каким-то коммивояжером, да вы его, верно, сами знаете, этакий противный хлыщ с золотым пенсне и котлетками.

— Вероятно, это пан Вюстхоф с фарфорового завода в Клаштерце, — догадался Борн.

Валентина подтвердила — да, это и был, как оказалось, пан Вюстхоф с фарфорового завода в Клаштерце. Он показывал пану Иозефу коллекцию фигурок животных — оленей, собачек, попугаев, и пан Иозеф заказывал, а пан Вюстхоф записывал, как заводной. Когда пан Иозеф кончил заказывать, пан Вюстхоф спросил, не желает ли он еще Пороховых башен, и тут Валентина навострила уши. Пан Иозеф отвечал, что Пороховых башен ему больше не надо, и пан Вюстхоф страшно удивился — как же, мол, так, они ведь так хорошо идут и вон на полках осталось всего несколько штук. Тут Валентина подметила, как пан Иозеф подмигивает Вюстхофу своим хитрым воровским глазом, и сейчас же поняла, что к чему. Она пригласила Вюстхофа к себе и без всяких околичностей ему заявила, что подаст на него жалобу в уголовный суд и посадит за мошенничество. И пусть он лучше не выкручивается и не делает удивленных глаз, а главное, пусть не запирается, потому как пан Иозеф уже во всем сознался, все рассказал про эти Пороховые башни. Тут Вюстхоф засмеялся и сказал, что никакого мошенничества тут и в помине нет и это уже дело пана Борна, если он разрешает пану Иозефу покупать товар, который невозможно сбыть с рук; и если фарфоровый завод в Клаштерце премирует пана Иозефа за оптовые заказы мелкими приватными наградами, то это очень распространенный обычай, не подпадающий ни под какой уголовный параграф. На всяком заводе может случиться такой казус — выпустят что-нибудь сомнительное, дурацкое, заранее обреченное на неуспех, а потом делают что могут, чтоб сбыть с рук брак: объявляют премии, награды, — и нечего этому удивляться. Вот так и с этими злополучными Пороховыми башнями. Вообще-то они сделаны чудесно, как настоящие, но совершенно не подходят для роли сувенира — а почему? Да потому, что всем ведь известно: у Пороховой башни собираются сомнительные девицы. И никто, конечно, не станет покупать такой предмет на память — что дома-то скажут? Почему, мол, из всех достопримечательностей Праги покупателя заинтересовала именно Пороховая башня? — Ну вот, теперь Борн знает, за что Валентина выгнала пана Иозефа. Да что это с Еником? Он такой печальный — или это только кажется Валентине?