– О-о, Салли… – Я наклоняюсь и обнимаю ее, она в ответ ласково обнимает меня, но у нее немного отсутствующий вид.

– Все это так банально по сравнению с тем, что приходится выносить тебе.

– Нет, это неправда! Но, честно говоря, я не понимаю. Почему ты остаешься с ним?

Она невольно чуть усмехается, но ее глаза наполняются слезами.

– О господи, не знаю. Привычка? Страх? Когда мы познакомились, все было по-другому и я была другая. Потом у нас родился Джей, и… годы пронеслись мимо, Ханна. Если позволяешь им, они просто проносятся мимо. А теперь я чувствую стыд за то, что не сопротивлялась ему. Мне будет стыдно, если люди узнают, какая я неудачница, какая бесполезная. Я чувствую себя жалкой и глупой.

– Это не так, Салли. Ты удивительная.

– Ха! Я такая удивительная. Я по-прежнему чувствую себя виноватой, чувствую, что попала в ловушку.

– Тогда уходи от него. Возьми Джея и уходи.

– Это не так легко.

– Почему нет?

– Ты не понимаешь, ты еще…

– Ребенок?

– Да. Не следовало даже рассказывать тебе обо всем этом.

– Знаешь, что мне однажды сказал мой кардиолог? «Ханна, у тебя сердце старушки восьмидесяти пяти лет». Он имел в виду, что оно так чертовски ослаблено, но дело не только в этом. Я выросла, думая, что могу в любой момент откинуть копыта. Мне приходилось наблюдать, как с этим справляется мой папа, мне надо было предупредить подруг, надо было, блин, подготовить к этому любого, с кем я общалась. Я всю жизнь принимаю лекарства, я прошла целую кучу медицинских обследований. Этот кусок дерьма в моей груди шестьдесят раз в минуту напоминает мне о том, как это все трогательно. Иногда я чувствую, как будто прожила каждый год из этих восьмидесяти пяти. Я не ребенок.

Когда я успокаиваюсь, Салли берет меня за руку.

– То есть давай примем это как данность, – говорю я более спокойно. – Моя лучшая подруга была пенсионеркой. Пока мои одноклассницы напивались и трахались, я угощалась в кафе пирожными.

Повисает тишина, а потом мы обе разражаемся хохотом. Безудержным громким хохотом, мы едва дышим от смеха. Салли хватает меня за руку.

– Ты выиграла, – говорит она, когда к ней возвращается дар речи. – Извини, но ты более жалкая, чем я.

И мы вновь начинаем ржать.