На крышах окружающих зданий он видел горящие, словно электрические лампочки, зажигательные бомбы. И то, как подбегали к ним люди с лопатами и, словно навоз, сбрасывали их во дворы.

Он помнил и второй налет — 25 июля. Тогда немцы применяли тяжелые фугасные бомбы. И от их взрывов разлетались в прах, в труху казавшиеся незыблемыми здания.

Тогда просто на глазах менялась Москва. Вечером в ее небо, лениво раскачиваясь и медленно набирая высоту, со всех концов поднимались неповоротливые серые чудовища — аэростаты заграждения. На улицах росли баррикады из мешков с песком. Окна заклеивались крест-накрест бумажными полосками. А самые заметные, главные здания города — Большой театр, Мавзолей, Моссовет — декорировали размалеванными холстами, чтобы сбить с толку немецких летчиков.

До войны в Москве проживало 4 335 000 человек. С началом войны сразу приступили к эвакуации. Уже в «первую волну» город покинуло более миллиона жителей.

Вообще, эти первые шесть месяцев до того момента, как немцев отбросили от столицы, он, и как житель города, и как член ГКО, и как народный комиссар внутренних дел, наблюдал разные состояния и фазы жизни великого города.

Первой ведущей была подготовка к обороне. В ту осень он читал и слыхал многое. Особенно цепляли его женские истории. Иногда их рассказывали его случайные юные знакомые:

«…На следующий день нам раздали лопаты и повели в поле, где надо было копать рвы. Весь день мы копали, и весь день валил снег, сначала густой, липкий, потом сухой и мелкий; дул пронизывающий ветер… Вернулись мы в наш барак усталые и промокшие. К вечеру снег прекратился, и небо прояснилось; было морозно.

Мы сидели в темноте на полу и переговаривались…Тут послышался гул самолетов, и мы все укрылись с головой одеялами. Где-то заговорили зенитки, но далеко, а рокот моторов все не прекращался. Вдруг раздался знакомый свист — высокий, все ниже, и потом — оглушительный удар. Пол под нами дрогнул, и с потолка на нас кусками посыпалась штукатурка. Где-то совсем рядом упала бомба. «Девочки, все живы?» — спросил кто-то шепотом…»

Люди с талантом, журналисты, писатели, такие как Алексей Сурков, подбавляли пафоса к этим бесхитростным историям:

«По всем дорогам на запад, на юг, на север, на восток шли многотысячные отряды москвичей и москвичек с лопатами, кирками, мотыгами — строить кольцо оборонительных сооружений.

Увязая в раскисшей от осенних дождей глине, они рыли окопы, глубокие противотанковые рвы, вкапывали в землю бетонные колпаки дотов, ставили непроходимые линии надолб и «ежей» и опутывали колючей проволокой широкие просторы подмосковных полей, куда они приезжали в мирное время погулять в выходной день, где они жили в пионерских лагерях и домах отдыха. Их мочил пронизывающий осенний дождь. На них налетали «мессершмитты», сбрасывали бомбы, поливая свинцом пулеметных очередей, а они рыли неподатливую глину, упрямо, исступленно, и сердце в груди каждого билось часто горячо, как бы торопя: скорее, скорее, скорее! Когда они заканчивали свой труд, в окопы приходили солдаты и девушки в стоптанных, облепленных грязью городских туфлях, говорили им: