Граф Лейстер потупился и сложил руки на груди. Казалось, что он решил молча покориться своей судьбе, и даже не взглянул на королеву, которая смотрела на него взором, полным ожидания.
II
Наконец Сэррей вместе с Бэрлеем вышел из зала. Елизавета осталась одна с Лейстером.
– Защищайтесь теперь, милорд, – сказала королева, – или сознайтесь в своем позоре, чтобы я могла узнать от вас самих, а не от посторонних, какую гнусную игру вели вы с моим сердцем. Говорите правду, и, как бы постыдно вы ни поступали, я буду судить вас снисходительно, если вы избавите меня от неизвестности.
– Ваше величество, – ответил Дэдлей, – мне не в чем признаваться. Рассеять такое жестокое подозрение можно лишь одним способом. Пусть тот, кому вы дозволили обесчестить меня, перед которым вы поставили меня, как арестанта, как беззащитную мишень злобной клеветы, обыщет теперь по вашему приказу мои замки и допросит моих слуг. Действительно, вам никогда не следует протягивать мужчине руку для брачного союза, потому что тот, кто удостоится мимолетной улыбки вашей благосклонности, превращается уже в раба вашего каприза, и ваше подозрение предает его в жертву собачьей стае, как затравленного зверя!
– Но разве я не вправе подозревать, если вы молчите, когда я требую объяснения?
– Вы, как королева, отказали мне в своей руке и не имеете права требовать от меня объяснения в вещах, не касающихся государства. Вы могли требовать от меня всего, но должны были спрашивать меня не как королева.
– Ну, так говорите теперь; я оказываю вам эту милость.
– После того как вы обесчестили меня. Нет, вашему узнику место в Тауэре; я буду держать ответ перед пэрами, которые соберутся судить меня.
– Боже мой, никто не будет судить вас, кроме меня! Вы истощаете мое терпение!
– Я не боюсь вашего гнева с той минуты, как я отринут вашим сердцем. Перед ним я мог бы оправдаться; возлюбленная простила бы меня; а оскорбленная королева может только осудить меня, и я хочу быть осужденным.
– Значит, вы чувствуете, что виноваты? Значит, вы похитили ту женщину и Сэррей сказал правду?
– Он сказал правду, а данное им слово обязывало его умолчать о еще худшем; если бы он не дал клятвы молчать и не боялся нарушением своей клятвы, – которое и последовало, – избавить меня от моих обязательств, то ему пришлось бы сказать вам, что он отыскивает графиню Лейстер.
– Графиню Лейстер?! – воскликнула изумленная Елизавета, дрожа от бешенства и негодования. – Не с ума ли вы сошли или не думали ли вы сделать меня, королеву Англии, своей любовницей? Скажите мне прямо в глаза: чем, по вашему мнению, должна стать для вас я, Елизавета Тюдор, когда вы опустились предо мною на колени, – говорите! Но не осмеливайтесь заикаться о какой-то графине Лейстер! Ведь если она действительно найдется, я пошлю ей голову изменника, именовавшегося когда-то графом Лейстером. Вы молчите?.. Дэдлей, если бы вы не только постыдно обманули меня, но лишь подумали о том, чтобы нанести мне бесчестье, я приказала бы растоптать вас на лондонских улицах. Говорите! Или пытка должна развязать вам язык?