– Это унизительно, это – требования тюремщика! Подозрительность, а не любовь подсказывает подобные предположения, и ты забываешь, что я имею власть ограничить тебя.

Королева поднялась и хотела дернуть звонок, но Босвель схватил ее руку железными пальцами.

– Повинуйся, – воскликнул он, скрежеща зубами, – повинуйся, Мария, иначе я сокрушу тебя!

Она вскрикнула от боли, потому что злодей стиснул ей руку при ее попытке вырваться, и зарыдала.

– Это жестоко!.. – рыдала Мария. – Ты прибегаешь к грубой силе с женщиной.

– Королеве я покажу свой меч, если она осмелится пойти мне наперекор, а жену я укрощу, если она отказывается повиноваться своему господину. Ты хотела дернуть звонок, чтобы позвать на помощь, – на помощь против твоего господина и супруга. За это ты должна просить прощения на коленях. На колени, Мария! Повинуйся, иначе я заставлю тебя преклониться перед собою!

– Лучше умереть! Помогите, помогите! – закричала несчастная женщина, но Босвель зажал ей рукой рот, стиснул ее руку и стал пригибать ее к полу, пока ее колени не согнулись поневоле.

Мария рыдала от бешенства и боли, потому что Босвель невыносимо давил ей руку.

– Мне больно, пощади!

– Я буду давить тебе руку, хотя бы она сломалась, если ты не дашь слова слушаться меня; ты должна покориться мне!

– Я буду слушаться! – пробормотала королева, чтобы разжать железный кулак, стискивавший ее руку с такой силой, что, казалось, из пальцев должна сейчас брызнуть кровь.

Наконец Босвель разжал свои словно стальные тиски, нагнулся и поцеловал жену в лоб.

– Приди ко мне на грудь! – сказал он. – Клянусь Богом, боль, которую я причинил тебе, заставляет меня страдать, как будто я вонзил раскаленное железо в свою грудь; но оттого, что я люблю тебя, я не хочу потерять тебя, а оттого, что я потерял бы тебя, если бы не требовал повиновения, я должен вынуждать его. Примочи себе руку водой и не забывай этого часа; ты испытала мою силу и знаешь теперь, что я применяю ее к делу.

Он отпер дверь.

Однако, едва Мария почувствовала себя на свободе, как бросилась к окну и стала звать на помощь; в тот же момент капитан ее гвардии, Артур Эрскин, вошел в комнату, привлеченный еще раньше криками королевы.

Босвель стоял, как вылитый из бронзы, скрестив руки на груди, с мрачной и угрожающей миной.

– Ваше величество, – сказал он королеве, когда та, недоумевая, какой дать приказ, во все глаза смотрела на капитана, стоявшего в ожидании у дверей, – вы звали на помощь в супружеском споре. Сэр Эрскин ожидает ваших приказаний; прошу вас дать их ему, не называя причины нашей ссоры, потому что я не потерплю иного судьи моего поведения, кроме вашего сердца. Если вы находите, что я поступил предосудительно, то осудите меня; если нет, то удалите этого свидетеля, которому подобное положение так же тягостно, как и мне.