Войско выступило с места стоянки и с торжеством повело с собою королеву, как пленницу. Ряды солдат до такой степени теснили ее, что подол ее платья был изорван в клочья, а из-за проливного дождя, превратившего дорожную пыль в жидкую грязь, одежда и обувь на ней испачкались; растрепанные волосы висели по плечам. В таком плачевном виде вернулась Мария в свою столицу среди угроз черни, которая, протирая руки к знамени, встретила ее криками:

– Смерть прелюбодейке! Смерть детоубийце!

Гамильтоны тем временем стали под оружие, и королева потребовала, чтобы ей дали возможность вступить с ними в переговоры во избежание новой распри; однако лэрды справедливо опасались, что она только пошлет Босвелю подкрепление, и не исполнили ее желания.

– Значит, вы нарушаете данное вами слово, для вас я – уже не королева, а пленница! – воскликнула Мария. – Но, – продолжала она, схватив руку Линдсея, – так же верно, как то, что я держу вашу руку, я получу в отплату за это вашу голову.

Такая безрассудная угроза ускорила ее гибель. Марию передали старшине города Эдинбурга.

Было десять часов вечера, когда она могла наконец удалиться к себе в комнату, чтобы отдохнуть после всех передряг ужасного дня. Целые сутки королева ничего не ела, однако и теперь она отказывалась подкрепить себя пищею; ее разлучили с ее служанками, а к дверям приставили караул. Однако и в этой тюрьме несчастной не давали покоя. К замку подступили несметные толпы народа, и до королевы доносился глухой, грозный, зловещий ропот, подобный шуму надвигающегося морского прилива. Слышались самые грубые угрозы, и при свете факелов жестокие варвары водрузили против ее окна ужасное знамя, представлявшее убийство Дарнлея и ребенка Марии, взывавшего к Богу о мщении.

Несчастная женщина была близка к отчаянию. Она хотела спустить занавеси, но как только с площади заметили ее фигуру, угрозы удвоились и оконные стекла были выбиты градом камней. Растерянная и вне себя, полураздетая, с беспорядочно развевавшимися волосами, как сумасшедшая, кинулась Мария к окну и закричала громким голосом, именем Божиим упрашивая народ освободить ее. Никто не мог оставаться равнодушным зрителем этой потрясающей сцены. Рев черни затих. Тогда королева, плача от горя и ломая от ярости руки, отошла в глубину комнаты и опустилась в кресло, охватив ладонями голову. Наконец, тронутые ее страданиями, знатнейшие граждане Эдинбурга пришли несколько часов спустя на площадь, и тут им удалось уговорами и угрозами удалить разбушевавшуюся чернь.

Едва успела водвориться тишина, как Мария принялась писать письмо Босвелю. Так как лэрды нарушили данное ими слово и поступили с нею как с пленницей, то и она не считала себя связанной с ними никакими обязательствами. В письме королева называла отсутствующего супруга «своим дорогим сокровищем», уверяла, что никогда не забудет и не покинет его, и заклинала его ежечасно быть настороже. Это письмо было вручено Марией солдату из ее караула вместе с кошельком, набитым червонцами. Солдат взял золото, а письмо передал лэрду Мортону.