Отец Александр улыбнулся, и морщинки, словно лучики, брызнули вокруг глаз.
— Главное — чтобы ты себя простил, а Господь милостив и человеколюбив. Для него нет ничего невозможного. Но без покаяния не получится, сын мой.
— А что такое покаяние? Я что-то слышал краем уха, но не совсем понимаю… Это попросить у Бога прощения за свои проступки? Или до глубины души сожалеть об этом?
Батюшка опять улыбнулся и сказал:
— В святом писании есть такая притча… Как пёс возвращается на блевотину свою, так глупый повторяет глупость свою. Правильно тебе сказал Юрка… Его устами говорил Господь. Никогда не возвращайся
— Трасса М5? Девяностые? Наша молодость? Воспоминания? — гадал я, а батюшка продолжал ласково улыбаться, выдерживая паузу.
— Зло живет в нас и передаётся от человека к человеку как вирус, — ответил он. — Если каждого вылечить, то весь мир исцелится от этой болезни. Не будет больше зла. Не будет братоубийства. И каждый должен начать с себя. Ты всегда искоренял зло калёным железом. Ты думал, что совершаешь благо, чистишь землю от скверны, но ты не заметил, как сам превратился в чудовище. Убивая даже самого последнего подонка, ты в первую очередь убиваешь себя. Беги и не оглядывайся. Не возвращайся
— Ну-у-у, навряд ли Юрка так глубоко мыслил. Он был простым тагильским пареньком.
— Юрка так выразить не мог, но он всё понимал. Он чувствовал, что погибает, но уже ничего не мог изменить. Он выгорел весь изнутри.
— А почему Вы говорите о нём в прошедшем времени? — насторожился я.
Отец Александр помолчал, опустив глаза, словно на поминках, и тихонько сказал:
— Да потому что его уже нет.
— В живых?
— И среди мёртвых тоже…
— А вот тебя ещё можно спасти, сын мой, — продолжал он, пристально глядя мне в глаза, но я уже не отводил взгляда. — Но для этого тебе придётся очень постараться.
— Я всё сделаю, батюшка.
— Трое суток на воде выдюжишь?
— Легко.