Я помню, как они шли навстречу своей смерти, — не спеша, вразвалочку, а у них за спиной громыхал закат, катился по небу горящей цыганской кибиткой, оставляя вдоль горизонта длинный кровавый след.

Гаишников тогда практически не было на дорогах — они поддерживали разумный нейтралитет, то есть прели от страха у себя на постах, а в это время честных граждан убивали и грабили всякие отморозки. Страшное было время: безвластие хуже чумы.

В девяностые дороги пустели ещё до заката. Дальнобойщики сбивались большими группами у стационарных постов ГАИ, около заправок, возле придорожных кафе. Одинокие малолитражки прятались в попутных городах вдоль трассы. Машина с транзитными номерами рассматривалась бандитами как вполне законная добыча. Хозяина обкладывали дорожным налогом либо совсем забирали транспортное средство. Спасения от этого не было.

Итак, трасса М5 была совершенно безлюдна, как дорога в фильме ужасов. Очень быстро темнело. Высоко над головой, пронзая тёмно-синее небо, носились жаворонки.

— Эдька, стреляй в воздух, — тихонько сказал Платонов, когда они были ещё на обочине. — Они же не сумасшедшие…

— Ты плохо знаешь этих людей, — ответил я. — Наверняка они все упоротые. Похоже, у них тоже есть оружие. Что у них в руках? Я не вижу.

Я всегда плохо видел в сумерках, с самого детства, особенно на закате, — это было что-то вроде куриной слепоты, — а в тот момент ещё не улеглась пыль после нашего экстренного торможения и я даже в очках не мог рассмотреть, что за предметы у них в руках.

— Палки, — предположил Платонов, вглядываясь в размытые очертания наших оппонентов.

— Железные трубы, — сказал он с полной уверенностью и добавил: — Стреляй в воздух, Эдька. Они уедут. Век воли не видать.

— А завтра убьют каких-нибудь беззащитных людей, — предположил я. — Сиди тихо и будь ко всему готов. Где монтировка?

— Под ногами.

— И улыбайся, Юрок, улыбайся. Встречай дорогих гостей.

Они не торопились: шли очень медленно, вразвалочку, набивая себе цену. Ручонки у всех были согнуты в локтях. Бицепсы, дельтовидные, широчайшие карикатурно выпирали наружу, как у супергероев в американских комиксах. Поступь у них была тяжёлая. Квадратные силуэты смотрелись внушительно на фоне растянутого по небу красного кумача. Это было что-то вроде психической атаки — чтобы у нас было время как следует испугаться и отдать себе отчёт в том, что это конец.

— Давайте, подходите, гады, — прошептал я, снимая оружие с предохранителя.

— Улыбайся, Юрок! Улыбайся, — ласково попросил я.

— Пиздец! Какие они здоровые! Мама дорогая! — воскликнул он.