— Юра, ты вообще понимаешь, что он там лопочет? — спросил Паха, недовольно сморщив лицо.
Юрий Романович не успел ему ответить, потому что у нашего столика появился очень пьяный Карапетян, в белой расстёгнутой рубахе, взъерошенный, возбуждённый. Он налил себе вискаря в чей-то стакан — совершенно бесцеремонно — и залпом опрокинул его, пошатнулся, на секунду прикрыв глаза, перевёл дух и спросил:
— Юрий Романович, можно Вас на пару слов?
— Димочка, что-то случилось? — ласково произнёс Юра.
Карапетян часто-часто заморгал, глаза у него покраснели и дёрнулся кадык.
— Давайте отойдём, — попросил он дрожащим голосом. — Мне нужно с Вами поговорить.
— Ну ладно, — сказал Юра, обводя нас многозначительным взглядом.
Они долго шептались в сторонке. В основном говорил Дима, а Юра внимательно слушал, кивая головой и что-то изредка вставляя в этот бесконечный монолог. А потом Карапетян совсем поплыл, и я видел, как содрогается его спина и как Юра прижимает его голову к своему плечу. После этой душещипательной сцены Дима вернулся в отель, а Юра — к нашему столику. На плече у него было мокрое пятно.
— Что случилось? — спросил я. — Ему отказала очередная официантка?
— Сентиментальный до ужаса, когда выпьет, — ответил Юра.
— Что-то серьёзное должно случиться, чтобы мужик так рыдал, — брякнул Паша.
— Это не мужик, — поправил я. — Это облако в штанах.
— Тонкая натура, — согласился Юрий Романович.
— Ой, не завидую тебе, Юрок! Наверно, тяжко с такими?! — воскликнул Паша.
— Нет. Мне с такими, как ты, тяжко, — решительно заявил Агасян.
Съёмочная группа задержалась в отеле ещё на пару дней, окунувшись с головой в это самое
Как-то раз я подошёл к нему и спросил прямо в лоб:
— Ты уже окончательно решил?