С неизбежностью грядущей зимы надвигался очередной алкогольный коллапс. Когда ты влачишь такую жизнь, вокруг тебя постоянно скачут бесы. Ты для них лакомый кусок, и самое страшное заключается в том, что ты уже ничего не контролируешь. Ты не можешь предвидеть, где и когда они подставят тебе ножку.

— Наше соитие ничего не изменит, а только усугубит твоё положение… да и моё тоже. — Я говорил нехотя, чуть слышно, с трудом выталкивая из себя слова, и мне совершенно не хотелось комментировать свои поступки: я чувствовал, как меня покидает водка, как меня покидают силы, как растворяется жизненная энергия в той кислоте, которую выделяет каждая клеточка моего организма.

— Неужели тебе никогда не бывает страшно, — спросил я, — оттого что происходит вокруг? Оттого что мы творим? Оттого что мир катится в пропасть?

Анюта, опустив голову, молчала.

— Когда я думаю об этих девчонках, — продолжал я, — которые сегодня отрываются в номерах, а завтра вернуться к мужьям, к родителям, к детям, как ни в чём не бывало, мне становится тошно. Когда я думаю о том, как ты вернешься домой, мне становится жалко тебя и твоего мужа. Я лучше буду всю оставшуюся жизнь мастурбировать, чем прикоснусь к тебе. Ты меня понимаешь?

— Да, я понимаю, что ты конченный шизофреник, — ответила она, а я продолжал монотонным голосом:

— Моя путается с Калугиным, флиртует с этим малолеткой из шоу-балета, и при этом строит из себя непорочную Фемиду. Таня пыхтит в телефонную трубку, как она соскучилась, а ночью какой-нибудь дворовый ушлёпок входит в неё. Мне страшно об этом подумать. Я ненавижу вас — сучье племя!

— Да заткнись ты наконец! — не выдержала Анюта. — Тебя просто ломает. Ну хочешь, я тебе рукой сделаю, чтобы ты успокоился? Мне не западло, Эдичка. Давай. Давай. — И она потянулась к моей ширинке.

— Рукой я сам могу сделать, — ответил я, шлёпнув её по запястью.

— Но реальность, деточка, ещё хуже наших фантазий, — продолжал я. — Только я одного не могу понять, для кого мы играем эту рождественскую сказку… Кого мы обманываем? А в это время за кулисами творится ужасное: все ебут друг друга в извращённой форме… Снегурочке задрали подол, трусики отодвинули и шпилят её по полной программе… Облепили со всех сторон весёлые гномы, а у неё глазки сверкают, рот растянули до ушей… Счастливая, блядь, дальше некуда!

— В этом мире всё построено на лжи, — буквально захлёбывался я, — а то что мы выдаём за любовь — это всего лишь реликтовый страх… темноты… одиночества… смерти в конце концов. Этот страх просто эволюционировал вместе с нами.