— Ладно. Это твои дела, и я умею держать язык за зубами. Я не болтушка. Но объясни мне, ради бога, за что ты хочешь убить этого парня, раз уж мы с тобой соучастники.

— Quid pro quo. Услуга за услугу. Я отвечу тебе, но сперва ты должна ответить на мои вопросы. Очень правдиво, — сказал я.

— Итак… Ты позвонила Андрею, после того как я ушёл через балкон? Через какое время ты позвонила ему? Что ты ему сказала?

— Я позвонила ему сразу же, — послушно ответила Марго. — Я услышала, как ты разговариваешь с женой Петровича, а потом ты спрыгнул на землю и побежал.

— Что ты сказала Андрею?

— Он спросил меня: «Почему телефон был занят? Я не мог дозвониться целый час». Я ответила, что трубка слетела случайно, а он засмеялся: «Чем вы там занимаетесь, проказники?» Я растерялась, замешкалась…

— Ты врёшь! Ты ответила ему: «Да, конечно, мы трахнулись. Всё было ништяк», а он тебя похвалил за это. Или я ошибаюсь?

— Нет, всё было по-другому. — Марго стыдливо опустила глаза. — Он попросил меня в тот день, что бы я… — Она запнулась и замолчала, не в силах продолжать этот унизительный допрос.

Бедная Маргарита. Бедная девочка. О том, как складывалась её судьба с самого детства, я узнаю чуть позже, и тогда я пойму, откуда в этих сарацинских, черных как омут глазах взялось столько боли и страха, откуда в этой красивой и довольно неглупой девушке появилась эта патологическая неуверенность в себе, каким образом завязался в ней клубок разрушительных комплексов, порождающих лишь презрение к себе и ненависть по отношению к мужчинам.

— Так-так, — задумчиво произнёс я. — Значит Андрюша хотел, чтобы ты опутала меня своими чарами… Зачем?

— Не знаю… Он меня в свои планы не посвящает, — ответила Марго, нервно теребя красную шерстяную нить на своём запястье. — Я его вообще последнее время не понимаю. Он какой-то странный стал: даже ходит как-то странно, как будто наощупь. По ночам вообще не спит… Курит, курит, курит, скрипит половицами, ворочается в постели, и даже разговаривает сам с собой. — После этой фразы она сотворила такую мордочку, словно набрала в легкие воздуха и ждала, когда я позволю ей выдохнуть.

— Ну-у-у-у, в этом нет ничего странного, — заметил я, снисходительно улыбнувшись. — Любой мыслящий человек ведёт бесконечный диалог с Богом.

Почему-то мне вдруг стало смешно от суеверного выражения её лица, и я громко рассмеялся — абсолютно искренне, от души, и даже проникся к ней нежностью, как к ребёнку. Была в ней какая-то детская непосредственность, и при этом она была тёртая как калач.

Голубая дымка, размывающая интерьер комнаты и очертания сидящей напротив девушки, вдруг рассеялась волшебным образом, словно её вытянуло в открытое окно, и мир совершенно отчётливо прорезался в моём сознании. Картинка стала подробной, резкой, насыщенной деталями, словно невидимый офтальмолог подставил к глазам цилиндрические линзы.