Он появился неожиданно — вышел откуда-то из подворотни. По его диким глазам я понял, что человек — на кумарах… Ханка, морфий, героин, реланиум, димедрол, гашиш, эфедрон — не знаю чем он убивался, но тогда уже было полно всяких наркотиков, и наркоманов было огромное количество. Да что там говорить, даже мы, малолетки, кое-что распробовали.

Ему было лет тридцать. Блатные повадки и фиолетовые запястья с татуированными пальчиками подсказывали, что этот «баклан» частенько заходит в зону. Настоящий архаровец, да ещё в полном неадеквате, ну и давай у меня перед носом чертить распальцовку, выкрикивать какие-то непотребные слова, хватать меня за грудки… Такая шваль обычно бывает тише воды, ниже травы за колючей проволокой, но стоит им выйти на свободу, они начинают себя чувствовать «людьми», и зразу — пальцы веером, сопли пузырём, на ногах фигушки.

Мельком пролетела фраза: «Я чалился, а ты что в своей жизни видел, молокосос?!» — промолчал. Долгое время не связывался. Пытался обойти его, но убегать было как-то стрёмно, а он цеплялся за меня как репей. Не мог я знать в тот момент — сейчас знаю, что от моего выбора зависела дальнейшая судьба, и даже не вспомнил правильные слова тренера по боксу Рашида Александровича: «Деритесь лишь тогда, когда вас загнали в угол и некуда бежать. Во всех остальных случаях уносите ноги, даже если противник слабее вас. Помните, маленькая драка может закончиться большими проблемами: либо вас убьют, либо убьёте вы».

Я мог бы убежать от этого ушлёпка, но мне не позволила именно гордость петлять от него тёмными дворами, да что там говорить — просто показать спину. И вот он попытался меня ударить, а я исполнил красивую «двойку» в лучших традициях советской школы бокса, и этот фуфел тряпочный прилёг затылком на бордюр. Хрясть — треснула черепушка. Распластался. Не шевелится.

Подкрадываюсь к нему на цыпочках, словно боюсь вляпаться в кровь, вытекающую из-под него. В свете уличного фонаря он лежит совсем мёртвый, жёлтый, скрюченный, и гримаса удивления застыла на его физиономии. Долго смотрю в его стеклянные помутневшие глаза. Капли, падающие с неба, пузырятся в лиловых ручьях, покрывают его оплывшее лицо и распахнутую грудь в фиолетовых «вензелях». И тут я замечаю на асфальте его нож — с наборной текстолитовой ручкой и полированным лезвием. Наверно, он выпал у него из рукава, когда я его нахлобучил. Я поднимаю этот нож и кладу в карман, словно поднимаю чужую судьбу.

С тех пор мне неоднократно приходилось спасать свою жизнь ценой жизни другого человека. Повторюсь, меня несколько раз пытались убить по тем или иным причинам, но я пережил всех своих врагов.