— Расскажи мне, что с тобой случилось, — очень мягко попросил я.
— Я не могу об этом говорить, — ответила она, заикаясь, и у неё начала дёргаться голова, словно кто-то невидимый бил её ладонью по затылку; я даже испугался и начал её успокаивать, обнимая за плечи и прижимая к себе.
— Ритуля, извини. Ну извини меня, пожалуйста. Я не думал, что для тебя это табу.
Тогда я остался в некотором недоумении. Я подумал, что Маргарита — слишком экзальтированная особа, имеющая склонность сгущать краски, но через несколько лет, когда все газеты и всё российские телеканалы буквально взорвутся публикациями об этом посёлке городского типа, я буду просто ошарашен столь развёрнутым эпилогом к тому короткому и практически забытому разговору.
Постепенно она пришла в себя и высвободилась из моих объятий.
— Ты в норме? — спросил я.
— Да, — ответила она хриплым голосом и слегка прокашлялась.
— Мы можем продолжить?
— Спрашивай.
— Что ты ответила Андрею по телефону?
— Что ты пошёл в магазин за водкой и что, по всей видимости, сюда уже не вернёшься.
— А он что?
— Он накричал на меня: «Ты ни на что не способна! Умеешь только ёрзать на столбе! В этом тебе равных нет и мужикам в зале делаешь стояк, но в личной жизни ты полная неудачница». Потом он успокоился, помолчал в трубку и попросил перезвонить, если ты всё-таки вернёшься.
— Он ещё звонил по мою душу?
— Нет. Я ему позвонила около девяти и попросила прислать машину, а за одним сказала, что тебя до сих пор нет.
Она отвернулась в сторону аквариума и сделала вид, что внимательно наблюдает за рыбками, а потом спросила, не поворачивая головы:
— За что ты хочешь убить этого парня?
Я на мгновение задумался: «А действительно, на кой чёрт он мне сдался? Почему с такой одержимостью я пытаюсь его найти? А когда найду?» Я заглянул в себя, и мне не понравилось то, что я там увидел: не было уже в сердце того удушливого мстительного чувства, которое ещё утром мешало мне вздохнуть полной грудью, — чувства, от которого мутился разум. К тому моменту чудовищный гнев нивелировался до невинного желание посмотреть ему в глаза и попытаться понять, а может быть, даже и простить, — но в большей степени все-таки понять, а потом уже принимать решение, что делать с этим человеком.
Малодушие? Милосердие? Усталость?
Нет, я не хотел его убивать. Наверно, я уже никого не хотел убивать, даже комара пьющего из меня кровь. Пришло глубокое понимание Промысла Божьего: нет плохих или хороших людей, нет полезных или вредных насекомых, нет животных, которых следовало бы уничтожить, есть высшее предназначение для каждого существа на этой планете.