Ники и Карло воссоединились с рабочими у подножия горы. Они оглянулись с благоговением на пройденный путь, озирая великолепие пурпурной ленты из природного камня, змеившейся от основания горы до самого ее верха, словно королевская перевязь. Ники машинально сдернул шляпу, посол тоже обнажил голову, словно они стояли в храме, выражая почтение и трепет.
Американцы сделали все, что обещали: расширили мостовую на поворотах, укрепили основание дополнительными слоями щебня и песка, чтобы вода быстрее просачивалась в дождливую погоду, обрамили края современными дренажными канавами, чтобы новую дорогу снова не смыло при очередном разливе реки Форторе.
Но Карло больше всего впечатляла искусная диагональ пурпурных камней. А что за чудесный въезд на площадь! Итальянская красота в сочетании с американским мастерством, которые вместе сохранятся на веки вечные.
– Какое сегодня число? – спросил Ники.
– Двадцать девятое октября.
– День моей свадьбы.
– Поздравляем, – забубнили работяги.
–
– В Филадельфии, – ответил Ники.
– Может, вернувшись домой, все уладишь? Попросишь прощения, – предложил Рокко.
– А то оставайся в Италии, живи холостяком, глядишь, и прибавишь себе лет двадцать жизни, – проскрипел Фунци.
– Ни так ни этак, парни, – заверил их Ники.
Слуга Карло вывел на новую дорогу деревенский грузовичок без бортов.
– Полезайте в кузов. Поедем есть-пить и праздновать, – сказал Ники. Бригада устроилась в кузове, и Ники прибавил: – А потом мы поедем домой.
Карло сел рядом с водителем в кабине. Американцы сидели позади него, их ноги болтались и стучали о край платформы, когда грузовик делал разворот, чтобы отправиться на гору.
– А гладко ехать, – заметил Фунци.
Ники сидел, опираясь сзади на руки. Они ехали в гору, и дорога под ними разворачивалась длинной лентой. Каждый камень, уложенный тяжким трудом их рук, приближал Ники к его правде. Не место ему было в Италии, хотя он испытывал родственные чувства к местным жителям и ему нравилась природа итальянской глубинки. Не место ему было и в Розето, что в штате Пенсильвания, где все напоминало бы о его глупости, раскаянии и искуплении, хотя без них не было бы дня сегодняшнего. Он не мог вернуться на улицы Саут-Филли, водить «четверку» и жить в подвале на Монтроуз-стрит, как будто всего этого не происходило. Он вырос из своих ботинок. Его старая жизнь осталась с парнем, носившим «Флоршеймы».
Ники решил поехать в Нью-Йорк и воплотить свою мечту стать актером. Там он будет жить, и там он будет играть на сцене. Только это делало его жизнь наполненной, волнующей, внушало ему тревоги и опасения, только это заставляло его чувствовать себя живым. Своими сожалениями Ники вымостил дорогу на Розето-Вальфорторе. Он искупил свои прегрешения, когда таскал мешки с песком, выравнивал щебенку и укладывал булыжники. Теперь он был готов строить новую дорогу – ту, что приведет его в новую жизнь.