– Еще какой! Я ведь тоже итальянка.

– Мы правим миром, – гордо заявил Дом.

– Не забудьте ирландцев! – завопила Мэйбл.

– Как их забудешь! Я замужем за ирландцем, – засмеялась Глория.

Лишь после того, как Ники покинул дом 810 по Монтроуз-стрит, он понял со всей определенностью, как сильно его любят. Все эти годы он был уверен, что он обуза, докука, лишний рот, нахлебник, который с раскладушки в комнате Нино перебрался сначала на койку в комнате Джио, а потом в комнату в подвале, где и оставался вплоть до дня своего отъезда в Нью-Йорк. Все это время Ники считал себя бедным родственником, носящим другую фамилию, чьи родители умерли, оставив его на попечение единственных близких, приютивших его. Но Ники ошибался, кругом ошибался.

Ники Кастоне был утешением своей тете, верным другом своим кузенам, помощником для их жен и трудолюбивым работником в нелегком дядином бизнесе. Но из-за собственных комплексов, необходимости подстраиваться, влезать в одежку Палаццини и надеяться, что она ему впору, он не мог утверждать, что собственная жизнь действительно принадлежит ему. Все это время он сидел на чемоданах, так и не распаковав их, в вечном ожидании, что его попросят на выход. Теперь он знал: они хотели, чтобы он остался.

Почему, чтобы узнать, кто они на самом деле, ему нужно было их покинуть? Почему Ники не видел их так же явственно, каждый вечер сидя с ними за одним столом? Он так хотел, чтобы они его любили, и они любили его, любят и будут любить всегда. Палаццини вырастили Ники Кастоне, и он стал одним из них.

Горе, спутанные тернии сожаления, безнадежности и страха разрослись вокруг его сердца с тех пор, как умерла его мама. Единственный способ избавиться от этих терниев – уничтожить их на корню, отрезать от источника, их питавшего, от чувства вины. И теперь впервые за долгое-долгое время Ники перестал сожалеть, что его жизнь не сложилась иначе. Он избавился от угрызений совести, терзавших его, поскольку винил себя в смерти матери.

Долгие годы он считал себя недостойным собственного дома и семьи. Он был одинок, покинут. И поэтому обстоятельства были не важны в сравнении с постоянным ощущением неуместности, с которым он жил. Ники усвоил, что чувство защищенности, проистекающее от знания, где находятся твои родители, когда ты ложишься вечером спать, – не данность, но дар. Теперь, став мужчиной, он осознал, что в детстве почти ничего не потерял, потому что его любили, и все же, несмотря на всю заботу, поддержку и ободрение, ничто не могло заменить ему мать. Хотя мать в своей юной рассудительности сделала все, чтобы увериться: у него есть все необходимое. Она мудро выбрала себе замену. Сердце Ники переполняла благодарность к тете Джо, женщине, которая его вырастила, и к ее мужу, заменившему ему отца, и к кузенам, ставшими ему братьями.