– Еще бы, его папа – коп.

– И он живет в Розето, где ему ничто не угрожает.

– Потому что мы здесь заботимся друг о друге.

– Вот и Ники так сказал.

– Самозванец.

– Актер. Сыгравший посла. И он все-таки восхищался этими нашими качествами. Восхищался Розето. Ему понравилось, что мы в Розето как одна семья, как его семья из Саут-Филли. Как мы заботимся друг о друге, присматриваем за детьми, делимся урожаем из сада, заботимся о наших стариках, а когда делаем что-то небольшое – печем пирог, например, – то печем два, чтобы поделиться с соседом. Он был одним из нас.

– Так он нас и надул, – кивнул Эдди. – Мы ему поверили, потому что он был совсем как мы.

– Незнакомец может прийти и стать частью семьи.

Ники снова появился на экране, и Мэйми жестом попросила Эдди помолчать. Ники в телевизоре закурил сигарету и облокотился о барную стойку на заднем плане, а на переднем ссорилась пара. Ники не сводил со спорщиков глаз, и зритель у себя дома тоже невольно сфокусировался на них.

– Ты так и не ответила на мой вопрос, лапочка.

– На какой? – Мэйми оторвалась от экрана.

– Почему все женщины так запали на него?

– Эдди, сейчас это уже неважно. Это вчерашние новости. Неактуальные.

– Я хочу знать.

Мэйми вздохнула:

– Хорошо. – Она расправила на животе свою просторную блузу и посмотрела мужу в глаза: – Он умел слушать.

Поместье Олдфилдов в Радноре – роскошный тюдоровский особняк – возвышалось на холме над широким лазурным озером, таким огромным, что вода отражала фасад до самой крыши. Тропинки, ведущие к дому от круговой подъездной дороги, ковром устилал изумрудный мох. Гортензия шла и не слышала собственных шагов. Она заметила, что богачи любят тишину: спокойствие – привилегия достатка. У дверей Гортензия несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, перед тем как нажать на золотую кнопку звонка.

Двери открыл дворецкий.

– Что вам угодно? – спросил он с изысканным британским акцентом.